...
Но показательно состояние того, кто не сорвался (вернее сказать: еще не сорвался).
Очевидно, что он тут-же впадает в созависимость. Мне кажется, что это состояние гораздо хуже зависимости. Оно настолько замаскировано, ларвировано, что сам больной не только его не признает, но, наоборот, активно сопротивляется тем, кто хочет ему помочь. Конечно, он пользуется услужливой логикой: «Я не могу ее бросить!», «Так не поступают!», «Это моя обязанность!» и пр.
...
Эмоциональное напряжение «спасителя» настолько велико, что ведет к своеобразной метальной глухоте.
Созависимый, как будто не слышит того, что ему говорят, он настолько увлечен мыслями о том, что ему нужно еще сделать, что может отвечать не впопад, перебивать, резко обрывать разговор. Сверхценность своих мыслей не позволяет ему услышать того, что говорят другие. Или даже трактовать это настолько по-своему, что это можно сравнить только с иллюзиями восприятия.
Такое поведение характерно для пьяного человека. Нужно ли говорить, что старые стереотипы будут задействованы довольно явно.
Уверенность в том, что «это мое дело», и хоть и сложное, но «мне под силу», вызывает ощущение героического поступка. Больной уверен, что делает какое-то очень важное дело, и потому все, кто не согласен, просто мешают ему завершить начатое. Довести подвиг до конца.
...
Нужно ли говорить, что он уже практически в срыве?
...
Разочарование, отчаяние, уныние — это как то, что нужно алкоголизму для того, чтобы привести все к тому стабильному состоянию, из которого человек намерен выбраться — к
запою.
Дальше все становиться грустно предсказуемым: разочарование в помощи, манипуляция, оправдания, жалость к себе на фоне глубокого понимая своего величия и непонятости.
