- Регистрация
- 3 Июл 2020
- Сообщения
- 367
- Пол
- женский
Когда я думаю о том, что надо что-то написать о моем детстве, я испытываю отторжение. Я - человек замороженных чувств, относительно себя самой. Читая темы других, я очень сопереживаю, иногда плачу. Вспоминая травматичные эпизоды своего детства, я, в большинстве случаев, не испытываю ничего. Но я понимаю, что это защитный механизм, который надо разрушить, для того чтобы прожить и отпустить.
Я была очень пугливой и тихой девочкой, всем сердцем мечтала, чтобы мама полюбила меня. Когда удавалось маму застать одну, я залезала к ней на колени, она внимательно на меня смотрела и говорила: "Ты - гадкий утенок". Я смотрела на нее и понимала, что никогда мне не заслужить любви этой красивой женщины. Сейчас мне 48 лет, а я все еще ощущаю себя в шкурке гадкого утенка. Примерно полгода назад, я решилась спросить ее, помнит ли она, как меня называла, в ответ она уверенным голосом сказала: "Ну да, ты такая была страшненькая, но я знала, что когда-нибудь ты вырастешь в прекрасного лебедя!" Не вышло, мам, лебедем мне уже не стать, в живого человека бы превратиться, не боящегося хоть что-то чувствовать...
Когда я стала старше, я поняла, что гораздо проще испытывать к ней неприязнь и всем во дворе докладывала: "Я не люблю маму". Однажды ребята из дворовой компании решили мне объявить бойкот за это, для них любовь к мамам была чем-то святым, так я стала изгоем.
Отца я панически боялась. Точно не помню с чего это началось. Он всегда был высокомерен и раздражен, единственно "правильным" поведением было не попадаться ему на глаза. Когда я натыкалась на него, я испытывала глубокий ужас и впадала в ступор, просто стояла и не шевелилась. Однажды он спросил меня сколько времени, я замерла, он спросил еще раз, и еще раз, потом начал орать и ударил по голове. Я разрыдалась, на что услышала: "Не ной, в следующий раз так получишь, вся жопа в крови будет, если не будешь на вопросы отвечать". Я убежала в комнату и больше не попадалась ему на глаза никогда, я стала асом в этом вопросе, я всегда была на чеку. Маму я боялась меньше, поэтому от нее мне доставалось чаще и всегда по голове.
У меня есть старшая сестра, до определенного возраста она стеснялась меня показывать своим друзьям. Она была довольно популярна, гуляла с большой компанией мальчишек и девчонок, к тому же была круглой отличницей. Учителя в школе разочарованно глядя на мои тройки, бормотали: "ну надо же Ирина сестра и такая слабенькая". Когда на улице ее компания натыкалась на меня, ей кричали "вон сестра твоя странная", а она презрительно фыркала "ну да, пошли отсюда". И они, смеясь, уходили. На сестру я не ощущаю обиды, мы с ней два травмированных человека. Не было такого, чтобы ее любили, а меня - нет. Я помню, как мама дергала ее за тоненькие косички и смеясь говорила "крысиные хвостики". Ира плакала и убегала, а мать хохотала ей вслед. Мы обе были не любимыми детьми, и каждый выживал по-своему.
Единственным человеком, который любил нас с сестрой, была бабушка. Бабушка у нас была одна, мамина мама. Дедушки, вторая бабушка умерли еще до нашего рождения. Бабушка не была такой типичной бабушкой-хозяйкой. Она не любила возиться с хозяйством, курила как паровоз, обладала большим влиянием на людей, очень редко пила алкоголь, не переносила фильмов со стрельбой и взрывами, потому что слишком хорошо помнила бомбардировки Москвы во время войны. Единственные люди, у которых она была не в авторитете - это наши вечно пьяные родители. Она тоже не скрывала неприязнь к ним.
С внучками она была добра и терпелива. Я не помню ни одного случая, чтобы она повысила на нас с сестрой голос. В конце мая она забирала нас с на дачу, и там мы проводили счастливые месяцы без наших родителей. На даче мы с сестрой почти ничего не делали, изредка она просила нас прополоть что-нибудь. Или съездить с ней на рынок продать клубнику. У нас было очень много клубники, родители денег не давали на наше содержание, ее пенсии не хватало на нас троих, вот мы и продавали нашу клубнику, чтобы прокормиться. Я помню, как она, уставшая, вечером садилась на скамейку возле дома и с каким-то космическим блаженством затягивалась сигаретой, глядя на закатное небо. Это лучшие мои вспоминания о детстве, я очень скучаю по этим минутам.
Я была очень пугливой и тихой девочкой, всем сердцем мечтала, чтобы мама полюбила меня. Когда удавалось маму застать одну, я залезала к ней на колени, она внимательно на меня смотрела и говорила: "Ты - гадкий утенок". Я смотрела на нее и понимала, что никогда мне не заслужить любви этой красивой женщины. Сейчас мне 48 лет, а я все еще ощущаю себя в шкурке гадкого утенка. Примерно полгода назад, я решилась спросить ее, помнит ли она, как меня называла, в ответ она уверенным голосом сказала: "Ну да, ты такая была страшненькая, но я знала, что когда-нибудь ты вырастешь в прекрасного лебедя!" Не вышло, мам, лебедем мне уже не стать, в живого человека бы превратиться, не боящегося хоть что-то чувствовать...
Когда я стала старше, я поняла, что гораздо проще испытывать к ней неприязнь и всем во дворе докладывала: "Я не люблю маму". Однажды ребята из дворовой компании решили мне объявить бойкот за это, для них любовь к мамам была чем-то святым, так я стала изгоем.
Отца я панически боялась. Точно не помню с чего это началось. Он всегда был высокомерен и раздражен, единственно "правильным" поведением было не попадаться ему на глаза. Когда я натыкалась на него, я испытывала глубокий ужас и впадала в ступор, просто стояла и не шевелилась. Однажды он спросил меня сколько времени, я замерла, он спросил еще раз, и еще раз, потом начал орать и ударил по голове. Я разрыдалась, на что услышала: "Не ной, в следующий раз так получишь, вся жопа в крови будет, если не будешь на вопросы отвечать". Я убежала в комнату и больше не попадалась ему на глаза никогда, я стала асом в этом вопросе, я всегда была на чеку. Маму я боялась меньше, поэтому от нее мне доставалось чаще и всегда по голове.
У меня есть старшая сестра, до определенного возраста она стеснялась меня показывать своим друзьям. Она была довольно популярна, гуляла с большой компанией мальчишек и девчонок, к тому же была круглой отличницей. Учителя в школе разочарованно глядя на мои тройки, бормотали: "ну надо же Ирина сестра и такая слабенькая". Когда на улице ее компания натыкалась на меня, ей кричали "вон сестра твоя странная", а она презрительно фыркала "ну да, пошли отсюда". И они, смеясь, уходили. На сестру я не ощущаю обиды, мы с ней два травмированных человека. Не было такого, чтобы ее любили, а меня - нет. Я помню, как мама дергала ее за тоненькие косички и смеясь говорила "крысиные хвостики". Ира плакала и убегала, а мать хохотала ей вслед. Мы обе были не любимыми детьми, и каждый выживал по-своему.
Единственным человеком, который любил нас с сестрой, была бабушка. Бабушка у нас была одна, мамина мама. Дедушки, вторая бабушка умерли еще до нашего рождения. Бабушка не была такой типичной бабушкой-хозяйкой. Она не любила возиться с хозяйством, курила как паровоз, обладала большим влиянием на людей, очень редко пила алкоголь, не переносила фильмов со стрельбой и взрывами, потому что слишком хорошо помнила бомбардировки Москвы во время войны. Единственные люди, у которых она была не в авторитете - это наши вечно пьяные родители. Она тоже не скрывала неприязнь к ним.
С внучками она была добра и терпелива. Я не помню ни одного случая, чтобы она повысила на нас с сестрой голос. В конце мая она забирала нас с на дачу, и там мы проводили счастливые месяцы без наших родителей. На даче мы с сестрой почти ничего не делали, изредка она просила нас прополоть что-нибудь. Или съездить с ней на рынок продать клубнику. У нас было очень много клубники, родители денег не давали на наше содержание, ее пенсии не хватало на нас троих, вот мы и продавали нашу клубнику, чтобы прокормиться. Я помню, как она, уставшая, вечером садилась на скамейку возле дома и с каким-то космическим блаженством затягивалась сигаретой, глядя на закатное небо. Это лучшие мои вспоминания о детстве, я очень скучаю по этим минутам.