- Регистрация
- 8 Авг 2007
- Сообщения
- 14,322
- Пол
- мужской
Продолжение книги "Слово есть Бог".
Попытки одолеть зависимость делал не единожды и всякий раз терпел поражение. Начинал с маленьких хитростей, оставлял папиросы в машине. Целый вечер маялся, а в полночь быстро одевался и летел в гараж, возвращался умиротворенный. Однажды оставил папиросы на работе и опять весь вечер места не находил, а заполночь вдруг засобирался.
«Господи, куда же он?»,—думаю в тревоге. И тоже надеваю шубу, мороз был редкостный. Идем по дорожке, но не в парк, его заворачивает к проспекту, там еще погромыхивают последние трамваи. Вокруг ни души. И вдруг, как по волшебству, одинокий путник, да еще с папиросой. Геннадий Андреевич шел навстречу молча, замедляя шаг. Я чувствовала: идет титаническая борьба. Поравнявшись, он не сделал никакого движения в сторону прохожего. Уходила последняя надежда. Я поняла: умрет, а не попросит. Тогда я срываюсь и бегу за незнакомцем.
— Пожалуйста, дайте закурить!
Да, это были упоительные затяжки. Я сделала больше, чем в голод накормить и в зной напоить. В какую невероятную зависимость попал человек за эти семнадцать лет! Я ему не напоминала об обещании бросить курить ни словом, ни взглядом, но он сам не отступал. Выбрал новую тактику. Папиросы положил на обычное место и выдерживал день, второй. Я с ним сопереживала каждое мгновение. На третий стало легче, а потом успокоился. Потребность и привычка отступили. Только по ночам снились кошмары, его преследовали, настойчиво предлагали закурить,— он не поддавался соблазну и тогда чувствовал себя легко, уверенно, когда же уступал уговорам — просыпался в холодном поту. Месяц он не курил. И я, уверенная в победе, улетела в Новосибирск. Это была моя первая командировка, да еще далеко за Урал. Была масса не только впечатлений, но и экспонатов, которые мы собрали для музея.
Ленинград нас встречал какой-то весь умытый. Как прежде, стоит наш дом, только за десять дней парк обрядился в яркую зелень. И Геннадий Андреевич курил, как прежде. Я не стала ни упрекать, ни пытать. Только враз вся сникла.
— Ты уехала и так долго не писала. Я волновался. Вот так-то.
«Вот так-то,—думала я,— с больной головы, да на здоровую».
Потом ещё были попытки. Он опробовал на себе все таблетки, сосал конфеты, полоскал горло полынной водой. Потом говорил, что вода с добавлением настойки полыни лучше всего снимает абстиненцию. Последний раз держался долго и закурил в гостях, с вызовом глядя мне в глаза. Когда я поняла, что это не шутка, выскочила на лестницу и разрыдалась. Ну уж хватит, не хочу больше ничего ни видеть, ни слышать. Успокоившись, вернулась в квартиру. Никто ничего не заметил. Только Геннадий виновато ловил мой взгляд. И когда мы ехали домой, сидя в машине, он просил:
— Потерпи еще немного, радость моя.
— Не могу. Довольно, устала. Как ты мог, ведь тяги-то не было.
— Да, не было, но я закурил преднамеренно. Видишь ли, я понял, что потребность и привычка отступают. Их можно победить даже и тогда, когда они цепко схватили за горло.
— Но потом, когда ты почувствовал себя свободным от зависимости, счастливым и умиротворенным, вдруг — срыв не¬предсказуемый.
— Верно, непредсказуемый, без потребности, без желания, без каких-либо причин. Это потом люди придумывают причины для оправдания своих поступков. Как я, например, обвинил же тебя,— дескать, не писала, вот и получай. На самом деле, повторяю, все происходит неожиданно, неосознанно. Словно бес вы¬прыгнул из подворотни, человек взял — и закурил. Почему это происходит? Что же это такое, что является сильнее, нежели потребность и привычка? И я пришел к выводу: сознание! Это наше искаженное ложными взглядами сознание.
— Да, но как можно исказить сознание ложными взглядами? Сколько мне ни повторяй, что белое — это совсем не белое, а черное, ведь я не стану воспринимать белое черным.
— И однако... Возьмем огромный исторический период, когда люди не знали одежды. Со временем сложилась установка, что одежда должна быть, потом появилась программа, когда и как одеваться, и уж затем сформировалось убеждение, что одежда необходима. Вот и представь, может ли современный человек появиться в обществе обнаженным?
— Нет.
— Почему?
— Да тут целый комплекс убеждений.
— Вот, вот, ты произнесла слово убеждение. Это главное. Радищев говорил: «Убеждение действует часто сильнее, нежели сама сила».
И далее он продолжал:
— Сформируй в сознании систему взглядов и убеждений, и человек будет следовать этой системе неукоснительно. Измени, перепрограммируй сознание, изменятся и поступки. Ведь ходят наши женщины с непокрытыми головами, что раньше, например, во времена боярыни Морозовой, было немыслимо. Опростоволоситься — пожалуй, то же самое, что нынче обнажиться.
— Логично. Определенным образом программируй сознание и пожинай плоды. Формируй людей, свободных от дурных пристрастий, высоконравственных, с чувством собственного достоинства, патриотов... Но почему все делается вопреки здравому смыслу? Почему?
— В обществе и всегда-то были силы, которым не нужен народ ни трезвый, ни высоконравственный. Еще Екатерина Великая говорила, что пьяным народом легче управлять. Ну, а у нас, похоже, бал правят самые темные силы. Боюсь, что забота о народе вообще не вписывается в их планы. А иначе как объяснить те потоки губительной лжи, которые они обрушивают на головы наших доверчивых детей-несмышленышей?
— А ведь как все просто. И как ужасно, что тебя спеленали, крепко спеленали.
Попытки одолеть зависимость делал не единожды и всякий раз терпел поражение. Начинал с маленьких хитростей, оставлял папиросы в машине. Целый вечер маялся, а в полночь быстро одевался и летел в гараж, возвращался умиротворенный. Однажды оставил папиросы на работе и опять весь вечер места не находил, а заполночь вдруг засобирался.
«Господи, куда же он?»,—думаю в тревоге. И тоже надеваю шубу, мороз был редкостный. Идем по дорожке, но не в парк, его заворачивает к проспекту, там еще погромыхивают последние трамваи. Вокруг ни души. И вдруг, как по волшебству, одинокий путник, да еще с папиросой. Геннадий Андреевич шел навстречу молча, замедляя шаг. Я чувствовала: идет титаническая борьба. Поравнявшись, он не сделал никакого движения в сторону прохожего. Уходила последняя надежда. Я поняла: умрет, а не попросит. Тогда я срываюсь и бегу за незнакомцем.
— Пожалуйста, дайте закурить!
Да, это были упоительные затяжки. Я сделала больше, чем в голод накормить и в зной напоить. В какую невероятную зависимость попал человек за эти семнадцать лет! Я ему не напоминала об обещании бросить курить ни словом, ни взглядом, но он сам не отступал. Выбрал новую тактику. Папиросы положил на обычное место и выдерживал день, второй. Я с ним сопереживала каждое мгновение. На третий стало легче, а потом успокоился. Потребность и привычка отступили. Только по ночам снились кошмары, его преследовали, настойчиво предлагали закурить,— он не поддавался соблазну и тогда чувствовал себя легко, уверенно, когда же уступал уговорам — просыпался в холодном поту. Месяц он не курил. И я, уверенная в победе, улетела в Новосибирск. Это была моя первая командировка, да еще далеко за Урал. Была масса не только впечатлений, но и экспонатов, которые мы собрали для музея.
Ленинград нас встречал какой-то весь умытый. Как прежде, стоит наш дом, только за десять дней парк обрядился в яркую зелень. И Геннадий Андреевич курил, как прежде. Я не стала ни упрекать, ни пытать. Только враз вся сникла.
— Ты уехала и так долго не писала. Я волновался. Вот так-то.
«Вот так-то,—думала я,— с больной головы, да на здоровую».
Потом ещё были попытки. Он опробовал на себе все таблетки, сосал конфеты, полоскал горло полынной водой. Потом говорил, что вода с добавлением настойки полыни лучше всего снимает абстиненцию. Последний раз держался долго и закурил в гостях, с вызовом глядя мне в глаза. Когда я поняла, что это не шутка, выскочила на лестницу и разрыдалась. Ну уж хватит, не хочу больше ничего ни видеть, ни слышать. Успокоившись, вернулась в квартиру. Никто ничего не заметил. Только Геннадий виновато ловил мой взгляд. И когда мы ехали домой, сидя в машине, он просил:
— Потерпи еще немного, радость моя.
— Не могу. Довольно, устала. Как ты мог, ведь тяги-то не было.
— Да, не было, но я закурил преднамеренно. Видишь ли, я понял, что потребность и привычка отступают. Их можно победить даже и тогда, когда они цепко схватили за горло.
— Но потом, когда ты почувствовал себя свободным от зависимости, счастливым и умиротворенным, вдруг — срыв не¬предсказуемый.
— Верно, непредсказуемый, без потребности, без желания, без каких-либо причин. Это потом люди придумывают причины для оправдания своих поступков. Как я, например, обвинил же тебя,— дескать, не писала, вот и получай. На самом деле, повторяю, все происходит неожиданно, неосознанно. Словно бес вы¬прыгнул из подворотни, человек взял — и закурил. Почему это происходит? Что же это такое, что является сильнее, нежели потребность и привычка? И я пришел к выводу: сознание! Это наше искаженное ложными взглядами сознание.
— Да, но как можно исказить сознание ложными взглядами? Сколько мне ни повторяй, что белое — это совсем не белое, а черное, ведь я не стану воспринимать белое черным.
— И однако... Возьмем огромный исторический период, когда люди не знали одежды. Со временем сложилась установка, что одежда должна быть, потом появилась программа, когда и как одеваться, и уж затем сформировалось убеждение, что одежда необходима. Вот и представь, может ли современный человек появиться в обществе обнаженным?
— Нет.
— Почему?
— Да тут целый комплекс убеждений.
— Вот, вот, ты произнесла слово убеждение. Это главное. Радищев говорил: «Убеждение действует часто сильнее, нежели сама сила».
И далее он продолжал:
— Сформируй в сознании систему взглядов и убеждений, и человек будет следовать этой системе неукоснительно. Измени, перепрограммируй сознание, изменятся и поступки. Ведь ходят наши женщины с непокрытыми головами, что раньше, например, во времена боярыни Морозовой, было немыслимо. Опростоволоситься — пожалуй, то же самое, что нынче обнажиться.
— Логично. Определенным образом программируй сознание и пожинай плоды. Формируй людей, свободных от дурных пристрастий, высоконравственных, с чувством собственного достоинства, патриотов... Но почему все делается вопреки здравому смыслу? Почему?
— В обществе и всегда-то были силы, которым не нужен народ ни трезвый, ни высоконравственный. Еще Екатерина Великая говорила, что пьяным народом легче управлять. Ну, а у нас, похоже, бал правят самые темные силы. Боюсь, что забота о народе вообще не вписывается в их планы. А иначе как объяснить те потоки губительной лжи, которые они обрушивают на головы наших доверчивых детей-несмышленышей?
— А ведь как все просто. И как ужасно, что тебя спеленали, крепко спеленали.
