Среди мест, где они пытались добыть спиртное, на первом месте стояла аптека. В обязательном постановлении от 1 ноября говорилось: «Продажа и отпуск (…) спиртных напитков для лечебных целей разрешается отдельным лицам по рецептам врачей…» Обзаведясь различными, порой сомнительного качества, медицинскими предписаниями, москвичи ринулись в аптеки.
Обыкновенно это просто записки, написанные до невозможного безграмотной медицинской латынью, то «Spirtum vini», то «Spirtum atropini(!)», то просто «Spirtum», можно было прочитать в газетах того времени. Подписаны записочки, конечно, или весьма неразборчиво, или такой общеупотребительной фамилией, как Иванов, Петров и т.п. Отчетливо и резко стоят в них только первые буквы «D-r».
Довольно часто записочки эти бывают снабжены штемпелями врачей, что, однако, нисколько не меняет вопроса об их действительности. Раз можно подписаться за врача, можно и украсть его бланк...
Фармацевты жалуются. От наплыва жаждущих «Spirtum» нет спасения. Хорошо еще, если это мужчины – с ними разговор короткий. Бросят им назад их «рецептик», они быстро ретируются, не оглядываясь... Дамы затевают скандалы, слышатся нередко трагические крики:
– Вы меня оскорбляете!
Помимо поддельных рецептов, аптеки имеют дело и с настоящими, и – тоже не в малом числе. С ними много возни – звонки по телефону к прописавшим спирт врачам, справки во врачебном управлении и т.д.
Но и в этих случаях, по крайней мере в их большинстве, не остается сомнений, что спирт, по каким бы рецептам ни отпускался, предназначен для той же цели, что и «Spirtum vini», и «Spirtum atropini»…
В декабре 1914 г. газеты писали, что мошеннические проделки с рецептами приобрели в Москве характер вакханалии. Аптеки наводнили искусные подделки рецептов, выполненные типографским способом. Единственное, что отличало эти бланки от настоящих, – отсутствовал номер телефона врача. Выявляя фальшивки, аптекари взяли за правило звонить докторам с просьбой подтвердить подлинность рецептов.
Конечно, не все врачи и аптекари были «жестокосердны». Как раз в то время в Москве много говорили об именинах некой Екатерины. Ее гостей ждал роскошно сервированный стол, на котором возвышались целые батареи бутылок с коньяком и вином. А показателем качества предложенных напитков служили прикрепленные к горлышкам аптечные сигнатурки.
В последний день 1915 г. корреспондент «Утра России» отметил: «…вчера в винных магазинах и аптеках наблюдалось необычайное скопление публики с «рецептами».
Не хотят москвичи мириться с трезвой встречей Нового года и будут «лечиться» в семейном кругу».
Со временем в продаже появились вполне легальные «питьевые» одеколоны.
Осенью 1916 г. уже упоминавшийся Д. П. Оськин наблюдал работавшую без сбоев систему потребления аптечной продукции:
«Недалеко от Ляпинки (общежитие на Б. Серпуховской улице, где во время войны размещалась команда выздоравливающих солдат. – Ред.) помещается чайная «Петроград». Эта чайная служит излюбленным местом пребывания низшей администрации и зажиточных солдат нашей команды. Заходил в нее несколько раз и я, и никогда не встречал ни одного трезвого человека, хотя водки там конечно не подавали.
Секрет раскрывался очень просто: рядом с чайной помещался аптекарский магазин, в котором постоянно можно было видеть чуть ли не очередь покупателей одеколона № 3. […]
Солдаты, мастеровые, приказчики, служащие запасаются этим одеколоном, приходят в чайную, требуют для видимости бутылку ситро, наливают немного ситро в стакан и добавляют затем до краев одеколоном. …Я, грешный человек, в день получки жалованья, когда мне выплатили положенные по разряду шесть рублей, тоже попробовал этот одеколон, израсходовав на него три рубля, т.-е. половину своего месячного бюджета…»
Только самые наивные из жителей Москвы не знали, как, невзирая на запреты, можно получить спиртное в заведениях трактирного промысла. А непросвещенные могли почерпнуть полезные сведения из газет, где бытописатели помещали зарисовки с натуры, вроде этой, опубликованной в январе 1915 г.:
«– Человек, порцию ромштексу, – требует посетитель.
– Вам как прикажете, соус отдельно подать?
– Какой соус?.. Ах, вот что! Ромштекс! Конечно, конечно, отдельно. И, пожалуйста, еще стакан чаю.
Официант приносит кусок жареного мяса, соусник, наполненный «соусом», и стакан чаю.
И посетитель, оставив мясо, подливает в чай «соус» и пьет, вкусно щелкая языком и сладостно щурясь на соусник.
– А что у вас на садкое? – спрашивает он, покончив с соусом.
– Маседуан из французских фруктов.
– Прошу.
Официант приносит «маседуан» (смесь из фруктов, политая спиртом или вином, рецептура ресторанных блюд не регламентировалась ни одним официальным документом. – Ред.) Посетитель пробует ложечкой юшку, замирает от наслаждения, кивает одобрительно головой и шепчет лакею:
– Пожалуйста, голубчик, еще три порции этого самого... «маседуана». Да не забудь лимончику и сахарной пудры.
– Слушаюсь-с».
Кстати, о ценах на спиртное в период «сухого закона». Журналист «Голоса Москвы», публиковавший свои обозрения под псевдонимом «Янт», в канун Пасхи 1915 г. писал: «Запрещение продажи вина действовало только первое, весьма недолгое время. Очень скоро это запрещение повело лишь к тому, что за вино брали неслыханные цены, тем самым установив новый, весьма тяжкий налог на обывателя.
Жадность в этом направлении доходила до того, что, например, за бутылку рябиновой стоимостью в рубль с четвертаком брали по 8 р.; за трехрублевый коньяк – 15 р. И дороже».
