Мой первый Великий пост
Продолжение…
В общем, как писали классики, Остапа понесло. И сначала я выполнил свое главное и заветное желание, естественно, взял водки. А фигли мне еще делать, не понятому, обиженному и оскорбленному. Смыть весь позор могла только она.
После возлияния, как закономерность - улучшения в осознании ситуации не произошло. Сев на первый попавшийся автобус (возможно троллейбус), таким мелочам я уже внимание не уделял я уехал в противоположную часть города, район вокзала, где успешно десантировался и стал понемногу возвращаться в реальность. Хотя на тот момент это было не нужно ни мне, ни реальности.
Высадился я, как выяснилось, в местном районе красных фонарей.
В нашем городе два железнодорожных вокзала, один в районе старого центра, аккуратный, ухоженный с памятником какому то Хану указывающему булавой путь в светлое будущее. Ранее на его месте стоял незабвенный Вождь мирового пролетариата и указывал путь в том же направлении. Вокзал всегда был ухожен, охраняем органами правопорядка и безопасен.
Я был возле другого, расположенный в бывшей промышленной зоне с примыкающей к ней частным сектором ( напоминающий кварталы бедного Шанхая) и центральной улицей ведущей к нему, которую и облюбовали местные жрицы любви. Качество жриц оставляло желать лучшего.
Как то давно, задолго до описываемых событий, когда я еще был молодым орлом, я проезжал с одной знакомой журналисткой по этой улице. Она внимательно и задумчиво смотрела в боковое окно на местных путан и выдала незабываемую фразу: « Это же какую же нужду надо испытывать, что бы приехать за такой б…ю?!»
В общем красавицы там были еще те, день начинала склоняться к вечеру, они выползали из подворотен на ночную работу и томно меня разглядывали. Нужды такой, как представлялась той знакомой мне журналистке я не испытывал, даже в лучшие годы. А уж тогда и подавно.
Но, надо было что то делать. Домой я решил гордо не пойти, жена несколько раз звонила на сотку, но я был в игноре и ее не брал.
Вариантов в голове не находилось, хмель выветривался и с сумерками на меня начинала снова давить тоска. Становилось холодно, в душе было муторно и тоскливо.
Сначала подумалось ночевать на вокзале, потом фантазия дорисовала патруль, ночь в обезьяннике и другие прелести цыганско-кочевой жизни и этот вариант я отмел. Здесь же, между продающими свою грешную любовь не за дорого, паслись риэлторы сдающие жилплощадь для организованного разврата. Качество жилья соответствовало предлагаемому ассортименту секс услуг, но цены, соответветственно были не высокими.
Я углубился от этажек времен Никиты Сергеевича в сторону примыкающих к ним шанхаёв. Оставшихся денег хватало на переночевать в шикарном бунгало с удобствами во дворе - в прокуренной и вонючей «времянке», с низким потолком и мебелью времен каменного века.
Заселившись, я первым делом наскреб на то, что бы отметить новоселье. Собрав всю мелочь я приобрел пузырь явного суррогата с пламенным название – водка и емкостью 0.5 литра. Деньги кончились и я вновь стал счастливым обладателем пустых карманов.
Придя в свое пристанище я откупорил свою прелесть и стал заливать ей душевные раны.
Целебное снадобье с ароматами ацетона и вкусом говна закончилось где то к полуночи. Как там у Макаревича : «но поезд идет, бутыль опустела и тянет поговорить…». А мой поезд мчался в гиену огненную, о которой пела уже другая группа – Крематорий.
Внимательный читатель может подсчитать, что во мне на тот момент к концу истекших суток плескалось полтора литра водки, из которых последняя поллитра была изготовлена явно без соблюдения норм ГОСТа.
Однако успокоения я не обрел, говорить то же было не с кем.
В соседних времянках шла активная половая жизнь сильно страждущих до секаса граждан с проститутками из отстойника жизни.
На столе стояла икона Божьей Матери Казанская, унесённая мной из дома в момент порыва благородного гнева. Небольшая, на дощечке размером в полтора спичечного коробка (она у меня до сих пор сохранилась и стоит в домашнем иконостасе).
У женщин, есть одно чудесное свойство, они умеют плакать, когда тяжело, страшно, стресс - они плачут и слёзы снимают душевную боль. В этот момент я завидовал женщинам, плакать я разучился уже давно, а на душе было невыносимо. На сотку лежащую рядом с иконой пришло СМС от жены: « Ты где? Мы с сыном тебя ждем».
Сердце перевернулось, к гнетущей тоске добавился жгучий стыд и желание прямо сейчас провалиться под землю.
Я смотрел на икону и…это трудно назвать молитвой, просьбой, слов не было, не было текста как такового и я ничего не произносил в слух, это было чувство нестерпимого желания как то все исправить, починить, вернуть!
Я не знал как это может произойти, что может случиться, но я буквально вспыхнул этим чувством и направил его к изображению на иконе. Последний эмоциональный всплеск окончательно посадил мой аккумулятор и упал одетым на кровать в этом грязном притоне, забывшись коротким и муторным сном алкаша.
Утро наступило для меня еще затемно, убрав икону и сотку по карманам, выкинув пустой пузырь я вышел во двор, докурил последнюю сигарету и тупо рассматривал светлеющие небо и тусклый серый рассвет. Из соседних хибар выползали помятые и отекшие путаны и не менее отвратительные клиенты.
Вглядываясь в них, абсолютно без эмоционально в мою пустую, начинавшую уже болеть голову пришла мысль: «А может в бомжи податься?».
В этот момент меня понесло, буквально, я вышел на улицу в этих шанхаях и попер по переулкам, подворотням, не имея ориентира, тупо и упорно, падая в грязь на осыпающихся склонах каких то полос насаждений, по шаткому мостику преодолел ручей ( позже я оценил свой маршрут, я шел высоким темпом примерно с три километра по пересеченной местности), с учетом того что прошедшие сутки я ничего ни ел и пил водку это был предел выносливости.
Насаждения расступились я стоял на краю трассы, за трассой в логу возвышалась церковь.
Я понял, что меня тащило туда. Перейдя трассу я направился к храму. Грязный, помятый, пропахший перегаром и смесью ароматов из преисподней я ввалился в храм.
Шла служба, храм был не большой, но прихожан много, я не решился пройти вперед и пройдя боком встал к задней стене, взглянув в сторону иконостаса я упал на колени и опустил голову, мне было стыдно за себя, за свою жизнь, за все что сделал в ней.
Какое то время я прибывал в ступоре, потом ощутил движение сзади и вокруг себя, я огляделся. Стоял я возле западной стены, там обычно в храмах рисуют Страшный Суд, здесь было такое же изображение и вокруг я увидел ожившие персонажи, как будто отпущенные из ада, для костюмированного усиления впечатлений от картин Последнего Суда.
Некоторые стояли как и я на коленях, отдельные толклись на паперти не решаясь войти, другие стояли там же в районе западной стены внутри церкви. Я наяву ощутил зловоние ада.
Таких людей можно увидеть на помойках, выползающих из подвалов, труб теплотрасс, в районах вокзалов, ими брезгуют все, с одинаковыми отекшими круглыми лицами, пропахшие мочей и перегаром, покрытые несмываемой, въедливой грязью, с вечным трауром по ногтями, без полового признака, у некоторых не хватало конечностей, они опирались на старые перевязанные проволокой костыли.
Прихожане стояли поодаль, а я находился в гуще этих людей. И тут я четко осознал Я БЫЛ ОДНИМ ИЗ НИХ! Эта мысль прошила меня как разряд тока, дрожь и холод прошел от затылка по всему позвоночнику. Я не просто отрезвел, я весь сгруппировался, как давным давно, в далекие курсантские годы, на обкатке танками, когда надо было лечь под танк, а он проскакивал над тобой и ты развернувшись кидал ему вслед макет гранаты.
Служба только закончилась, а я вылетел из храма и понеся пешком по трассе, сил хватило дойти до родителей…В течении масленичной недели я вышел из
запоя и весь Великий Пост я не пил, это было первое за много лет воздержание от спиртного, все 48 дней.
Потом я правда опять начал по новой (ну, я же не алкаш какой то. Хочу пью -хочу не пью), но с тех пор и до момента моего начала борьбы за полную трезвость я не употреблял
алкоголя Великим постом, больше десяти лет...
Уже позже я сам был свидетелем и старые прихожане рассказывали, что так было с начала 90-х когда начали открывать церкви, именно в этот день, Прощеное Воскресение в народе, Воспоминание о Страшном Суде во все храмы города стекаются «живые мертвеци», жертвы демона-
алкоголя. Они бредут к службе, не смотря на то что отдельные «провославленные» тетушки пытаются их не пустить, заходят в церковь, встают у западной стены или на паперти и оживляют картину Страшного Суда своим присутствием.
После службы они расползаются по своим убежищам, что бы догнивать своё земное существование.
Последние несколько лет этого не происходит.
Почему? Одному Богу ведомо.
Но мне тогда «посчастливилось» поучаствовать в массовке зомби, след в памяти остался глубокий.
С машиной я потом разобрался, оказалось полетела помпа и порвался патрубок, неприятно, но не смертельно. Она меня еще повозила, я даже смог позже ее восстановить и продать. Вот такой вот опыт первого в моей жизни православного Великого Поста. Во истину, все что нас не убило, делает нас сильнее.
Ну а до моего решения быть трезвым оставалось больше 10 лет мучительных поисков…
Продолжение следует
).
Благодарю за поддержку
