Алкоголизм характеризуется как “
болезнь одиноких”, и мало кто из бывших алкоголиков оспаривает такое название. Оглядываясь на месяцы и годы своего алкогольного прошлого, буквально сотни тысяч из нас помнят то
чувство изоляции, которое мы испытывали, даже находясь среди счастливых и радующихся жизни людей. Часто мы испытывали
чувство глубокого отчуждения, даже когда внешне мы вели себя столь же радостно, как и все окружающие.
Многие из нас утверждают, что сначала мы пили для того, чтобы “быть как все”. Многие из нас чувствовали
необходимость в выпивке для того, чтобы “войти в компанию” и чтобы ощутить, что мы существуем в полной гармонии с остальным человечеством.
Давно отмечено, что в основном наше
употребление спиртного носило эгоцентрический характер – а именно, мы вливали в свой собственный организм
алкоголь для того, чтобы
ощутить на себе его действие.
Иногда это ощущение
помогало нам быть дружелюбными и общительными в компании
или временно притупляло чувство нашего внутреннего одиночества.
Однако, по мере того, как действие
алкоголя ослабевало, мы, в большей степени, чем когда-либо,
чувствовали себя отчужденными, покинутыми, “непохожими” на других и опечаленными.
Если мы чувствовали свою вину в связи с выпивкой или стыдились своего пьянства или своего поведения в состоянии опьянения,
то это еще более усугубляло чувство нашей отверженности. Временами мы тайно опасались или даже верили в то, что мы за наше поведение
заслуживаем того, чтобы все люди отвернулись от нас. “Может быть, – думали многие из нас,- я действительно
чужой для них”.
(Кто знает, может это чувство знакомо вам, если вы вспомните ваше последнее тяжкое
похмелье или
запой.)
Одинокая дорога, лежавшая перед нами, казалась унылой, мрачной и бесконечной. Слишком больно было даже говорить об этом, и чтобы не думать о своем одиночестве, мы вскоре опять напивались.
Несмотря на то, что многие из нас пили в одиночестве, вряд ли можно сказать, что в те дни, когда мы выпивали, мы были
полностью лишены какого-либо общения. Нас окружали люди.
Мы видели и слышали их и касались их, но в большинстве своем наши самые важные диалоги были обращены внутрь себя. Мы разговаривали сами с собой. Мы были уверены,
что никто не сможет нас понять. К тому же, в соответствии со своем мнением о себе, мы не были уверены в том, что мы на самом деле
хотели, чтобы нас
кто-то понимал.
Не удивительно, что когда мы впервые слушали
в А.А., как бывшие алкоголики свободно и искренне рассказывали о себе, то бывали просто ошеломлены. Их рассказы о своих пьяных выходках, о своих тайных страхах и одиночестве обрушились на нас словно гром среди ясного неба.
Мы обнаружили, но сразу даже боялись поверить в это, что
мы не одиноки. В конце концов, мы хоть в чем-то схожи с
любым из них.
Хрупкая оболочка защитного, пугливого эгоизма, в которой мы так долго пребывали, разрушилась от искренности других выздоровевших алкоголиков. Мы чувствовали еще до того, как могли это выразить, что мы больше не посторонние и что наше одиночество быстро улетучивается.
“Облегчение” – слишком слабое слово, чтобы передать то, что мы почувствовали вначале. Это была смесь изумления с неким ощущением ужаса. Да наяву ли это происходит? Не исчезнет ли это все?
Те из нас,
членов А.А., кто уже несколько лет сохраняет свою трезвость, могут заверить любого новичка на
собрании А.А. в том, что это происходит наяву, и при том вне всякого сомнения. И то, что происходит, будет продолжаться. Это не просто очередной фальстарт, который в жизни многих из нас встречался слишком часто. Это не просто очередная вспышка радости, которая вскоре сменится горьким разочарованием.
Напротив, по мере того, как растет число членов А.А., не пьющих уже десятки лет, перед нашими глазами проходит все больше и больше убедительных доказательств того, что
мы можем надолго и по-настоящему вылечиться от одиночества алкоголизма.
Тем не менее,
вряд ли можно сразу избавиться от многолетних, глубоко укоренившихся в нас привычек – подозрительности и других защитных механизмов. Мы стали совершенно
уверены в том, что к нам всегда относятся с
непониманием и неприязнью, независимо от того, так ли это на самом деле.
Мы привыкли вести себя так, словно мы одиноки. Поэтому, после того как мы бросили пить, некоторым из нас
потребовалось время и пришлось попрактиковаться, чтобы разрушить свое привычное чувство одиночества. Даже если мы и поверили в то, что мы больше не одиноки,
мы иногда чувствуем и поступаем по-старому.
У нас нет опыта в установлении дружеских отношений или даже в принятии дружбы, когда она нам предлагается. Мы не совсем уверены в том, как это делается, и выйдет ли из этого толк. И эта, накапливавшаяся годами,
тяжелая ноша страха все еще может волочиться вслед за нами. Следовательно, в те моменты, когда мы начинаем
чувствовать себя хоть немного одинокими – независимо от того, одиноки ли мы в данный момент в физическом смысле, –
нас могут соблазнять прежние привычки и мысли о целебных свойствах выпивки.
Временами некоторые из нас поддавались этому соблазну и возвращались к своей прежней убогой жизни. Она-то хотя бы знакома нам, и никому не придется трудиться изо всех сил, чтобы восстановить свои питейные способности, достигнутые за годы пьянства.
Рассказывая о себе в
группе А.А., один алкоголик сказал, что когда он пил (с юношеского возраста до тех пор, пока не перевалило за 40), его время было полностью занято, но
мимо него прошло многое из того, чему обычно учатся молодые люди в процессе возмужания.
И вот, когда ему было за сорок, он обрел трезвость. До этого он умел только пить и скандалить, но никогда не учился никакой специальности или профессии и
совершенно не знал как вести себя в обществе. “Это было ужасно,- говорил он.-
Я даже не знал, как мне позвать девушку на свидание и что делать при встрече! И я обнаружил, что не существует никаких курсов типа “Как вести себя на свидании” для сорокалетних холостяков, которые никогда этому не учились”.
В тот вечер смех, раздававшийся в комнате для собраний А.А., был особенно
сердечным и
добрым; многие
сопереживали рассказчику, так как сами прошли через подобное
состояние неловкости. Когда мы сознавали свою
неуклюжесть, нелепую для сорока лет (и даже для двадцати), то могли бы посчитать
себя жалкими, даже смешными – если бы не было столь многих мест,
где собираются способные понять это члены А.А., которым знаком этот самый вид страха и которые могут помочь нам увидеть в этом юмористическую сторону. Так что и нам
не грех улыбнуться, если с нами снова случится нечто похожее, и
так до тех пор, пока мы не научимся. Мы не должны больше опускать руки, испытывая втайне стыд; мы не должны возобновлять, будучи в компании, свои прежние безнадежные попытки обрести уверенность при помощи бутылки. Вместо этого в бутылке мы нашли
одиночество.
Это – только один крайний пример того, как некоторые из нас, словно неловкие подростки, не знают куда девать свои руки и ноги, когда впервые пускаются в плавание по морю трезвости. Это служит иллюстрацией, насколько велика для нас опасность заблудиться в таком плавании,
если мы попытаемся совершить его в одиночку. В этом случае, возможно, у нас есть один шанс из миллиона, вообще хоть как-нибудь завершить это путешествие.
Но теперь мы знаем, что не обязательно путешествовать в одиночестве. Гораздо разумнее, безопаснее и вернее, когда твой корабль является частью большой и веселой флотилии кораблей, плывущих в одном направлении.
И никто из нас не должен ощущать никакого стыда, получая помощь от других, поскольку мы все помогаем друг другу.
Воспользоваться помощью при лечении нашей болезни
не более малодушно, чем воспользоваться костылем, если у вас сломана нога. Костыль – прекрасная вещь для того, кто в нем нуждается и кто видит в нем пользу.
Есть ли что-нибудь действительно
героическое в том, что слепой человек, спотыкаясь, на ощупь бредет по дороге только из-за того,
что он отказывается принять легко доступную помощь? Неоправданный риск, даже когда он совершенно не нужен, иногда излишне превозносится, тогда как большего одобрения и восхищения в действительности заслуживает взаимная поддержка, которая всегда оказывается гораздо эффективнее.
Наш собственный опыт в деле поддержания трезвости в огромном большинстве случаев отражает мудрость, заключенную в использовании для избавления от алкоголизма любой имеющейся в распоряжении помощи. Несмотря на нашу острую нужду и огромное желание,
никто из нас не вылечился от алкоголизма, действуя в одиночку. Если бы мы могли, то, конечно, не нуждались бы в помощи А.А. или психиатра, или еще в чьей-либо помощи.
Так как никто из нас не может жить совершенно один, и все мы, в той или иной мере, зависим от других людей, хотя бы в сфере товаров и услуг, то мы убедились, что будет разумно
принять такое положение дел как реальность и, считаясь с этой реальностью, вести исключительно важную работу по преодолению нашего активного алкоголизма.
Когда мы одни, мысли о выпивке закрадываются в наше сознание с
гораздо большей легкостью и коварством. А когда мы ощущаем себя одинокими, и появляется желание выпить, то кажется, что оно
овладевает нами с особой скоростью и силой.
Такие мысли и желания намного реже посещают нас, когда мы находимся среди других людей,
особенно если они тоже не пьют. Если же такие желания все же появляются, то они обладают меньшей силой и легче могут быть приглушены, когда мы поддерживаем контакты с товарищами по
А.А.
Мы не забываем о том, что почти каждому человеку
иногда необходимо побыть наедине с собой, собраться с мыслями, осмотреться, сделать что-то, создать себе уединение или просто отдохнуть от дневного стресса. Но мы убедились в том, что этим не следует слишком злоупотреблять, особенно когда мы находимся в не слишком радостном расположении духа или испытываем чувство жалости к себе. Почти любое общество лучше, чем горькое уединение.
Конечно, желание выпить может возникнуть и на собрании А.А., так же, как
человек может чувствовать себя одиноким, находясь в толпе. Однако у нас намного больше шансов удержаться от выпивки, когда мы в обществе других членов А.А., чем когда сидим одни в своей комнате или в укромном уголке тихого немноголюдного бара.
Когда мы вынуждены общаться только с самими собой, это общение все время вертится вокруг одних и тех же тем. Все в большей и большей степени
оно лишает нас того разумного притока информации, который могут обеспечить
только другие люди. Попытка убедить самого себя не пить выглядит как своего рода самогипноз. Как правило, она столь же эффективна, как попытка уговорить беременную кобылу не жеребиться, несмотря на то, что пришло время.
По этим причинам, когда мы предлагаем избегать переутомления и не допускать возникновения острого чувства голода, мы часто добавляем еще один, неразрывно связанный с предыдущими, совет: “Не позволяйте себе быть слишком утомленными, слишком голодными или слишком одинокими”.
Следите за этим.
Если вы слишком часто ощущаете предрасположенность к выпивке – сделайте паузу, чтобы подумать. Нередко можно обнаружить, что вы находитесь в одном (или более, чем в одном) из описанных выше состояний повышенного риска.
Поторопитесь побеседовать с кем-либо. Это, по крайней мере, развеет ваше одиночество.
просто не верится, что курил!
