Скальпель

[Янка Мармеладкина]

Почему мы сопротивляемся исцелению детских травм?

Мы уже говорили с вами о том, что горевание помогает исцелению травмы. Горевание – это не просто слезы, плач и вообще не столько внешние признаки. Это глубинный процесс, в результате которого вы чувствуете, что вам нанесли ущерб. Например, тем, что в раннем возрасте навесили слишком много недетской ответственности. И в результате этого чувствования, то есть признания ущерба, вы начинаете проживать травму.

Это чувства:

Горя, горечи, сожаления о том, что случилось;

Злости, гнева, на того, кто нарушил целостность;

Сострадания себе, принятие себя живым ребенком (в момент травмы), и признание права на детскую нужду в любви, безопасности, защите.

Если вам не удается принять себя в детской нужде, например: "Это уже было давно" или "Мне стыдно" или "Это – слабость", вы остаетесь зависимыми от внешней родительской фигуры.

После проживания этих чувств происходит:

Осознание способности, силы, возможности обойтись без этой поддержки;

Укрепление собственных опор – права на свою, отдельную жизнь – например, права ставить себя на первое место.

Это процесс сепарации, когда вы отделяетесь от необходимости того, чтобы родительская фигура (в переносе – близкие, партнеры и другие люди) перестают играть необходимую роль в том, чтобы вы могли себя любить, ценить и уважать.

В конечном итоге:

Возрождается интерес к жизни, желание проявлять активность в любой сфере, потому что это не для кого-то, а для себя.

Появляется интерес к другим людям, готовность сотрудничать, обмениваться энергией, строить самые разные отношения.

Что мешает гореванию? Почему трудно бывает распаковать травму? Почему, в конце концов, человек всячески сопротивляется исцелению?

Не думайте, что это единичные случаи. Сопротивление присуще абсолютному большинству людей, которые даже не задумываются о терапии своих травм. И даже если люди доходят до терапии, все равно сопротивляются исцелению. Что заставляет человека поступать столь, казалось бы, иррационально?

1. Неверие себе и своим чувствам и нуждам. Мы не верим, что если чувствуем, например, усталость, значит это достаточно для того чтобы прекратить давление на себя. По моим наблюдениям, у абсолютного большинства людей отсутствует понятие личных границ. Давление на себя, игнорирование своих ограничений поощряется и считается нормой.

2. Надежда получить от родителя то, что он не дал. Например, мы подсознательно надеемся все-таки получить от матери и отца внимание к себе, любовь, принятие, уважение. Несмотря на то, что все эти надежды связаны с детским возрастом, они прекрасно себе живут и в переносе. То есть мы продолжаем надеяться, что другие люди станут нам "хорошими родителями". И вот эта надежда "дополучить" не дает зайти в травму и отгоревать, наконец, полученный когда-то ущерб. Потому что тогда придется похоронить надежду.

3. Неверие в свою способность "прожить отдельно", без значимого взрослого. "А зачем тогда нужны отношения, если я не буду рассчитывать на поддержку моего партнера?" – спрашивают такие люди.

Однако пока вы не сепарировались, вы не сможете отличить – когда вами управляют детские нужды, а когда – зрелое восприятие отношений.

4. Нежелание переживать боль. Травма – это больно. Интуитивно мы это чувствуем и хотим избежать боли. Поэтому сопротивляемся терапии, приближению к травме самыми разными способами – от рационализации, например, такой: "Жизнь сейчас такая, что плакать некогда, надо действовать", до обесценивания: "Ну и как мне поможет то, что я поплачу?"

Необходимо понять, что сопротивление имеет единственную природу – защитить то, что кажется значимым. И вполне ощутимым и осязаемым.

А вот как почувствовать себя без травмы – это, скорее, из разряда воображаемого. Почувствовать это состояние можно только по окончании проделанного пути. И поэтому должна быть очень сильная мотивация для того, чтобы его проделать, несмотря на все неверие, надежды, и прочее сопротивление.

Вероника Хлебова

 

[Янка Мармеладкина]

КАК ПЕРЕЖИВАЕТСЯ ОТВЕРЖЕНИЕ

Отвержение кажется (или даже является) непереносимым тогда, когда произошло слияние. Если вы - младенец, то отвержение со стороны мамы это катастрофа. У младенца еще нет никаких ресурсов, чтобы выжить одному. Его единственный шанс - это привязанность к нему мамы. Залог выживания - сохранение этого "мы", и в нём нет отдельных меня и мамы, у которой есть жизнь, никак не связанная с моей (ведь осознание того, что у мамы есть другая жизнь и люди, к которым она тоже может быть привязана, порождает тревогу. Мама может думать больше о них, чем обо мне. Она может меня бросить и оставить). "Мы" - единый организм. В нем хорошо, тихо, спокойно. Энергии не очень много, но зачем она, когда так тепло и сытно... Свернутся калачиком, прижаться к мягкому и теплому телу, слышать биение сердца матери, ощущать молоко в желудке и на губах... Я - это ты, и ты - это я. Нет больше ничего.

Мы можем телесно вырасти, но какая-то часть нашей души (по разным причинам) может остаться младенческой, отчаянно ищущей восстановления "мы". И этот младенец может вцепиться в того, кто по какой-то причине напоминает человека, способного избавить от тревоги брошенности. Того, кто полностью, целиком будет удовлетворять все наши потребности в тепле, любви, нежности. И еще - всегда будет рядом... "Я боюсь быть отвергнутым" значит " я не научился еще жить автономно. Я по-прежнему ищу того или ту, кто вернет мне то блаженное и полубессознательное состояние любви и постоянного присутствия рядом".

Таким человеком может быть кто угодно. Родители могут вцепиться в своих детей, требуя от них всепоглощающей любви и отречения от своей жизни. Любой парень или девушка, появившиеся у выросших детей - смертельная угроза. Ревнивые супруги в этом мало чем отличаются от таких родителей. "Ты, и только ты единственный/единственная, кто может дать мне всё, что мне нужно" - это общее ощущение людей, стремящихся к психологическому слиянию с теми, кто, как кажется, может заменить утраченную связь с тем, кто всегда рядом и удовлетворяет все желания. Да, в обмен на эту связь и ощущение безопасности теряешь свободу и лишаешь ее другого - но зато как хорошо...

Чем больше напуган этот младенец - тем менее терпим он будет к любым намекам на то, что другой человек не в состоянии удовлетворить это всепоглощающую младенческую тоску по утраченной матери. А эти "намеки" неизбежно появятся - любые различия, любой взгляд на сторону - уже угроза. Любой намек на то, что у него или у нее есть мысли, не связанные с тобой, есть своя жизнь - уже угроза. А обнаружение того, что другой человек в принципе не в состоянии полностью удовлетворить младенческий эмоциональный голод - и вовсе может породить состояние, близкое к панике.

И тогда "младенец" начинает действовать. На одном полюсе его переживаний - ярость и ненависть к тому, кто осмелился предать это блаженное "единство" (и неважно, было ли оно в реальности или только воображалось). Когда мы переживаем отвержение - в этой боли много гнева и страха. Отвергнутый пытается любой ценой вернуть того, кто уходит. Или через тотальный контроль ("ты где?!", "почему ты не отвечал на мои звонки целый час?!", просмотр чужих почт, взлом/ежечасный мониторинг аккаунтов в соцсетях и так далее) или через отчаянные попытки стать еще лучше, стать настолько хорошим и замечательным, чтобы уж точно не бросили. Ведь бросают только плохих, хороших бросить не могут! "Что мне еще сделать, чтобы ты не бросал?!" Не зря психоаналитики называют такое состояние параноидным - бьющийся в душе ужас бросает из крайности в крайность, делая человека крайне подозрительным и враждебным. Чего только там нет... Например, фантазии о том, что отвергший меня человек сейчас радостно смеётся надо мной в компании друзей, пока я тут в одиночестве плачу. Ему/ей вообще нет до меня дела. Отвергли - и пошли дальше, похихикивая. Он/она рисуются в душе бессердечными, надменными гадами. Но ничего! Я сейчас займусь собой как следует, сброшу вес, пойду в спортзал - и когда ты в следующий раз увидишь меня, то поразишься тому, как я изменился, но будет уже поздно!! Или убью себя, и ты осознаешь, как я был тебе дорог - но будет уже поздно, ты познаешь боль, на которую меня обрекла!

В этом воспаленном сознании полностью исчезает какая-либо эмпатия к тому, кто тебя отверг (реально или мнимо - неважно). Отвергающий по определению - бессердечный негодяй/гадина, потому что отказал/а нуждающемся в том, без чего он не проживет. Отказался жертвовать собой, как жертвует своим временем и здоровьем мать для того, чтобы выходить младенца. Отверженный не осознает другого как живого, чувствующего, думающего, переживающего - для него это просто объект, не дающий того, что требуется. В общем-то, с позиции младенческой психики так оно и есть. И ярость ("ДАЙ!!!) сменяется ненавистью ("ТОГДА СТРАДАЙ САМ!!!"), переходящей в ярость и ненависть к себе ("если бы я был лучше - я бы не был оставлен!").

Но есть и другой полюс переживаний, и именно в нем заключается возможность взросления и сепарации, когда происходит чудо: ты обнаруживаешь, что да, больше никто в мире не может быть тебе заменой матери, но есть люди, которые всё равно что-то могут дать тебе. Эти люди не в состоянии удовлетворить всю потребность в любви - но ты можешь брать по чуть-чуть, и из этих маленьких огоньков и складывается то, что греет тебя, даже когда ты один. Это полюс грусти и горевания. Но о нём продолжу позже.

Илья Латыпов

 

[Янка Мармеладкина]

Насколько то, что с нами происходит - случайно?

Нам кажется случайным то, что мы пока не можем объяснить. И то, что пока не осознаем.

Случайны ли наши партнеры по отношениям? Случайны ли конфликты, которые между нами происходят? Виновата ли "судьба" в том, что мы болеем, у нас нет отношений, мы выгораем, тревожимся, чувствуем себя маленькими и слабыми перед ней?
Мы видим последствия, но редко осознаем причины. То есть мы мало задумываемся, какой вклад мы сделали, чтобы получилось то, что получилось.

Когда мы узнаем, что сами внесли свой вклад, мы можем начать чувствовать вину или даже злость. "Ну вот, снова я сама виновата" или "Неужели другие люди не отвечают за отношения (мои болезни, мою работу, мое эмоциональное состояние)?"

Мы привыкли равнять вину и ответственность, и привыкли избегать ответственности, потому что тот, кто берет ответственность, берет на себя груз, в то время как другие его не хотят брать. А одному отвечать за всех не хочется.

Чем же отличается вина от ответственности? Во-первых, оценкой.

Если я злюсь и принимаю себя в злости (то есть принимаю, что я могу злиться, принимаю свою неидеальность) - это ответственность.

Если я злюсь и чувствую вину, значит, я поставила себе негативную оценку: "злиться - это плохо", то есть считаю, что я не имею права злиться, я должна быть идеальной.

Если я совершила ошибку, например, ругала ребенка за его спонтанность, а потом все это осознала, и ставлю себе плохую оценку - я начинаю чувствовать вину. Потом я ее хочу загладить, или же у меня возникает злость на человека, перед котором я чувствую вину.

Если же, осознав ошибку, я могу принять себя неидеальной - то есть соглашусь с тем, что я не могла быть другой, потому что верила догмам или была под влиянием травмы - я не чувствую вину.

Я, напротив, хочу все изменить, я хочу теперь наслаждаться спонтанностью своего ребенка, чтобы наполнить наши отношения тем, чего раньше в них не было. Это - ответственность.

Ответственность может приоткрыть дверцу, в которую хлынут те чувства, которые раньше другой человек удерживал.

Например, ребенок может злиться, за ранний запрет на спонтанность, после того как вы изменили ваши отношения. "Почему раньше ты была другой, ругала меня за то, что теперь можно?"

Это неизбежно, потому что напряжение, которое раньше присутствовало в отношениях, должно как-то выйти и оказаться прожитым.

Но потом происходит расширение отношений, в них появляются те части, которым раньше не было позволено проявляться. И тогда взаимодействие становится более близкими, интересным и теплым.

Всякий раз, когда мы соглашаемся работать с той или иной травмой, мы берем на себя ответственность - за себя, за отношения, и даже за общество в целом.

Потому что, переставая участвовать в насилии над собой и другим человеком, мы вносим в среду меньше вины, боли, больше ответственности и свободы.

Когда мы все больше исследуем себя, мы все больше осознаем, что именно мы вносим в среду.

Мы можем осознать, что избегаем отношений, из-за страха насилия, и тогда мы можем принять решение работать с травмой, которая запускает этот страх.

Мы можем заметить, что выгораем из-за привычки не прислушиваться к себе, к своим границам, и тогда мы можем начать работу по реабилитации своих прав на желания и физические границы.

Когда мы замечаем, что конфликты в семье - это следствие наших ожиданий, мы можем взять ответственность за свою нужду, например, в безопасности или любви, которые провоцируют ожидания.

И такая ответственность означает, что мы перестаем зависеть от тех, кто нам "должен", то есть от людей, на которых мы проецируем родителей. И без этих ожиданий мы чувствуем себя все более опорными, уверенными, цельными.

Постепенно мы начинаем воспринимать "случайности" как сигналы, побуждающие нас осознать новые причинно-следственные связи, которые нам пока еще не заметны.

Вероника Хлебова

 

[Янка Мармеладкина]

 

[Янка Мармеладкина]

КАК НАУЧИТЬСЯ ПРИНИМАТЬ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

Тревога имеет много общих закономерностей. Существуют исследования, которые свидетельствуют о том, что люди, склонные к депрессии, чаще описывают свой опыт в абстрактных терминах («Я дурак по жизни» или «Мне нужен успех»), в то время как люди, менее подверженные депрессии, используют конкретные определения («Я хочу хорошо сдать экзамен» или «Я плохо подготовился и потому не сдал тест»).

Когда мы смотрим на свою жизнь, используя обобщённые понятия, мы можем начать делать поспешные выводы о будущем, при этом велика вероятность, что они будут отрицательными и самокритичными.

Популярная сейчас практика осознанности, берущая своё начало из буддизма, позволяет человеку научиться концентрироваться на непосредственном опыте вместо того, чтобы убегать мыслями в будущее, абстрактные мечты, оценочные суждения и т.п.

Существует несколько аспектов осознанности, на которых мы можем сосредоточить своё внимание.

▫ Дистанцирование. Наши тревоги - это мысли, которые мы считаем реальностью. Пытаясь взять их под контроль, мы непрерывно сканирует разум в поисках неприятных утверждений и ощущений. Вместо этого можно научиться «отходить в сторону», смотреть на мысли издалека и отпускать их. Мысль - всего лишь мысль, и она совершенно необязательно отражает реальность.

▫ Описание того, что передо мной. Чаще всего наша тревога не связана с тем, что находится непосредственно перед нами. Я готовлю ужин, но думаю о работе. Я могу попробовать переключиться на «здесь-и-сейчас» и описать то, что окружает меня и чем занимаюсь в этот момент.

▫ Прекращение оценочных суждений. Мы можем проанализировать все свои тревоги и понять, что все они связаны с суждениями «хорошо» и «плохо», «важно» и «неважно». При этом эти суждения являются не действительностью, а только нашим представлением о ней.

▫ Исключение себя из ситуации. Логично, что в центре наших тревожащих мыслей находимся мы сами: «Я должен заботиться о маме», «Я потерял деньги на бирже», «Я страшный и никогда не найду себе пару». Попробуйте представить, что миллионы людей сталкиваются с подобными проблемами в какие-то моменты своей жизни. Если сегодня мы сосредоточены вокруг каких-то волнений, нам кажется, что это что-то говорит о нас, а, возможно, это даже некий приговор («У меня всегда будет так»). Но мы не можем знать будущего. А жизнь слишком многогранна и состоит из множества вещей, на которые всегда можно переключить внимание.

Научаясь таким образом взаимодействовать с реальностью, мы становимся способными принимать её и, соответственно, делать что-то с тем, что нас тревожит.

Галина Шебеко

 

[Янка Мармеладкина]

ПРО ПРОЖИВАНИЕ ЧУВСТВ

Очень меня сейчас волнует этот вопрос, и хочется какой-то внятной инструкции, прямо по пунктам, как проживать уже свои чувства, чтобы отпустило и стало хорошо

Вы когда-нибудь замечали, как проживают свои чувства совсем маленькие дети, лет до трёх, у которых ещё нет социального "стопа"? Они ещё не имеют внутри социальных норм, морали, они даже не в курсе безопасны ли их желания, могут ли они своими действиями причинить вред себе или другим. Так вот, если малыш испытывает злость, то он кричит, может ударить маму или соседа по песочнице, бросает игрушки и переворачивает стулья. Т.е. он проживает это чувство всем телом, не заботясь о последствиях. Если ребёнок чего-то испугался, то он замирает, а затем быстро бежит искать защиту, прячется за маму или просится на ручки. Т.е. опять же действует без оглядки на то, насколько уместно его поведение, как правильно о нём сказать, ребёнок просто живёт в этом чувстве и реализовывает те желания, которые оно ему диктует. Но дело всё в том, что о своих чувствах мы узнаём от других людей (чаще от родителей).

И если в ответ на детскую злость, мама начинает "шикать" на ребёнка, говорить: "Ай-яй-яй, как плохо кидаться игрушками, как не стыдно маму бить" и т.д., то ребёнок узнаёт о своём настоящем чувстве (о злости) через стыд. И если такие ситуации повторяются, то этот механизм закрепляется, и когда ребёнок вырастает, то каждый раз, когда он будет злиться, то будет испытывать жгучий стыд, он будет также ругать себя, заставлять себя замолчать. Таким образом чувство злости становится неосознанным, вытесненным, оно как будто становится завёрнутым в "шубку" из стыда (или других чувств, которыми "наградили" в детстве родители), становится спрятанным. Человек будет злиться и его будет раздирать желание ударить обидчика, но он даже не будет подозревать, что это злость, потому что будет сгорать от внутреннего стыда.

И такие неосознанные чувства очень трудно прожить, надо сначала разворачивать многослойные шубы, которыми они прикрыты. Это болезненный процесс, в ходе которого придётся встретиться с теми неприятными и трудными моментами, которые мы испытали когда-то, с тем, от чего мы много раз сбегали или что так долго отрицали в себе. Постепенно будут ломаться наши прежние убеждения, падать защиты, мы будем проваливаться в отчаянье и одиночество. И здесь важно, чтобы рядом был кто-то, кто не покинет вас в этом состоянии и окажет поддержку.

Не нашла я однозначного ответа, как прожить свои чувства, наверное потому что у каждого всё это происходит по особенному и путь у каждого свой, свои шубки и свои мотивы эти шубки носить или в определённый момент снять. И мужество для этого нужно не слабое.

Только столкнувшись с собственными непрожитыми чувствами, сделав первые шаги на этом нелёгком пути, я поняла, как важно быть живой рядом со своими детьми, осознавать свои процессы и видеть процессы детей, не кормить их убеждениями, что хорошо, а что плохо, а давать проживать свои чувства, называть их, осознавать свои реакции на детское поведение и понимать, как много в них про меня, про мои травмы, про мой опыт жизни. Через детское поведение знакомиться с собой, встречаться со своей болью, яростью, ненавистью, слабостью, беспомощностью и одиночеством. Снимать эти слои со своей души и встречаться с собой настоящей.

Инна Ваганова

 

[Янка Мармеладкина]

Пограничный родитель или как выжить в детстве

Проблема тех, кто вырос с дисфункциональным родителем, в отсутствии критерия нормальности. Аберрантное поведение в домашней обстановке происходит на настолько постоянной основе, что ребёнок принимает его как должное, и естественно предполагает, что с такими трудностями сталкиваются все дети.
Когда ребёнок переживает печаль, одиночество или пустоту, у него появляется тенденция «отговаривать» себя от этих чувств, как только он становится достаточно взрослым для того, чтобы облекать в слова свои мысли. Тем не менее, страдание, которое он ощущает, уже существовало в первые два-три года его жизни, когда у него ещё не было вербальных навыков для его выражения.
Когда он обретает речь, ему приходит в голову разобраться с ужасной путаницей и терзаниями, с которыми он жил настолько долго, насколько себя помнит. Как только он начинает спрашивать себя, почему ему так грустно, пусто, одиноко и страшно, он отвлекает себя от боли, которую ощущает его сущность, и разговор с собой становится бальзамом, облегчающим ужасающее одиночество этого переживания.

Во время этой регулярной практики эмоции привычно переводятся в мысли. Они анализируются, становятся навязчивыми идеями, превращаются в ошибочные нарративы, большинство из которых самокритичны и деструктивны.

Основа отчаяния

Базовая травма означает, что нашему чувству Себя был нанесён ущерб. Вы живёте с чувством, что с вами что-то не так. Вы всегда во вне, наблюдаете себя глазами других. Если они улыбаются вам, вы утешены. Если хмурятся, вы тревожитесь, что это ваша вина, даже если вы совсем тут не причём.

Есть одна неоспоримая истина о том, что касается детской базовой травмы. Когда мы становимся взрослыми, наши близкие отношения отражают нашу веру в то, что мы заслуживаем. Точнее, ваш партнёр в точности воспроизводит то, как мы на самом деле относимся к себе, не смотря на все наши успехи и достижения. Не верите? Насколько вы к себе суровы? Обращаетесь ли вы к себе бережно, или в суровом и критическом тоне?
Самобичевание является выученным ответом на излишне критичное или строгое отношение родителей. По сути, вы оставили дом для того, чтобы избавиться от жестокого обращения со стороны ваших родственников, но усвоили ту же травмирующую манеру обращения с собой и являетесь компульсивным перфекционистом. Из этой склонности никогда не получается ничего хорошего, и её нужно «демонтировать», чтобы вам стало лучше.

Взрослые фантазии: желаемое, вместо действительного

За нашей привязанностью к пограничной личности всегда стоит модель отношений усвоенная в детстве.
Каждый ребёнок, который испытывает дефицит поддерживающей привязанности и внимания родителя предполагает, что это его вина и что должно быть он не достоин или не заслуживает этих жизненно важных ресурсов. Любовь, которую он чувствует к Матери или Отцу не находит их отражения, а болезненная тоска по тому, что так редко ему возвращается, становится для такого ребёнка главным определением того, что такое «любовь». Эти болезненные ощущение связанные с любовью к безответному родителю влияют на всё наше существование. Они руководят нашим выбором отношений и готовят нас к жизням, полным принятия желаемого за действительное и страстной жажды того, чего мы не можем получить – отсюда наша очарованность «пограничными» личностями. По сути, мы выросли любя родителя с симптомами личностного расстройства, иначе мы бы не были способны выносить эти симптомы в романтическом партнёре.
Базовые потребности младенчества и раннего детства всегда предшествуют нашим взрослым потребностям. Базовые потребности включают получение любящих прикосновений, позитивное отзеркаливание, внимание к нашим чувствам и переживаниям и нежную заботу (всё это вы могли получать в начале ваших отношений с «пограничным» возлюбленным). Удовлетворение этих базовых потребностей жизненно важно, так как формирует наше самоощущение и отношение к себе.

Я работала с клиентами-мужчинами, которые оставались с чрезвычайно травмирующими партнёрами только потому, что их базовые потребности удовлетворялись в постели. Вне спальни их возлюбленные бывали злобными, кастрирующими чудовищами, но эти мужчины жили с ними ради моментов, когда они были физически нежны и отзывчивы.

Многие из нас испытывали тепло и нежность нашей матери на протяжении какого-то времени после нашего рождения, но когда новизна ощущений от появления нового ребёнка сошла на нет, она потеряла интерес в поддержании связи с нами. В этом не было нашей вины. Мы естественно продолжали желать былой близости и испытывали стыд отвержения, когда её не получали. Некоторые из нас никогда не получали этой ранней заботы и нуждались в ней с младенческого возраста. Если мы вначале получали эту любовь, а потом она исчезала, или если мы никогда её не получали, возникала базовая травма и оставляла нас с ощущением «я не достоин любви, не заслуживаю привязанности, не достаточно хорош», и так далее.

Ощущение, что мы «недостаточно хороши» порождает и побуждает нас поддерживать различные зависимости. Это поведение отражает нашу потребность компенсировать болезненный недостаток чувства собственной ценности, который нам пришлось выдерживать ещё до того, как мы научились ходить или говорить. Они также помогают нам избегать или заглушать эмоциональную боль.

Иногда раны, нанесённые нашему чувству Себя, были незаметными, но оставили нас с глубокими шрамами. Наши родитель мог сравнивать нас с сестрой или братом, или ребёнком в другой семье в контексте привития нам «правильных» манер или стимулирования школьных достижений. В любом случае, их послание всегда несло тон неодобрения или разочарования. А для ребёнка, который чувствует, что родитель им разочарован, отвращение к себе может продолжаться всю жизнь.

Базовый стыд, который создаётся в результате такого раннего программирования лежит в основе склонности «покупать» привязанность и одобрение другого, становясь незаменимым, и ставя чувства и потребности других выше своих собственных. В психотерапии это называют созависимостью. Избавиться от неё редко бывает возможно без проработки базовой травмы.
Из-за ранней травмы покинутости и образовавшихся вокруг неё проблем с привязанностью невозможно избежать возникновения защитных механизмов, присущих пограничным личностям.

Из мамы в монстра и обратно
Многие клиенты рассказывали: «мама могла кричать на нас, обзывать и бить, а потом прийти в нашу спальню в слезах и говорить как сильно она нас любит».

Это посылает ребёнку совершенно противоречивые сообщения и искажает его понимание любви. Он может чувствовать сострадание к матери и желание простить её, но когда такие случаи повторяются, из основы его привязанности испаряется доверие. Взрослый ребёнок «пограничного» родителя часто воспроизводит этот сценарий с «пограничным» возлюбленным, который может раскаиваться и просить прощения после отвратительных эпизодов предательства или жестокого обращения. Жертва такого поведения позволяет несбыточным надеждам брать верх над рациональным мышлением и предыдущим опытом, что приводит мужчин и женщин в непрерывный цикл домашнего насилия.

Для родителей «пограничника» бывает тяжело принять ответственность за возникновения психологических нарушений своего ребёнка. Никто не хочет верить, что испортил своему ребёнку жизнь, и многие родители пишут мне и спрашивают как они могут помочь их «пограничному» сыну или дочери, или помочь им расстаться с «пограничным» партнёром. Невозможно родиться с пограничным расстройством личности, или унаследовать привязанность к возлюбленному с таким расстройством. ПРЛ является приобретённой эмоциональной проблемой обусловленной средой, которая передаётся через поколения путём заученного поведения. Это не «генетическое заболевание».

Шэри Шрейбер

 

[Янка Мармеладкина]

Сегодня психологи много говорят о любви к себе. И в связи с этим возникает резонный вопрос: «Кто же там, в самом человеке, кого не любит?» Получается, их там двое? Один не любит другого, они никак не могут прийти к консенсусу, найти целостность и согласие друг с другом.

И здесь возникает логически очевидная задача: из этого конфликта двух прийти к Единому, то есть, к целостному переживанию самого себя. К тому, чтобы каждый из нас осознал, что самый близкий человек в его жизни - это прежде всего он сам. К тому, что точка отчёта, центр его Вселенной - это он сам. Что Богу = Жизни = Вселенной, нужен именно такой он, каков он есть. К тому, что никто не сможет относиться к тебе лучше, чем ты относишься к самому себе, любить тебя в большей мере, чем ты сам любишь себя. Если ты сам против себя, то можешь ли рассчитывать, что кто-то будет за тебя?

Так называемое «я» - это ежесекундно изменяющееся явление, феномен, а не нечто статичное и предсказуемое. Поэтому, когда мы говорим о любви к себе, мы имеем в виду изменяемость и непредсказуемость самого себя, и любовь к себе безусловную, то есть, независимую от личностных качеств и поступков. К себе, каковым бы ты не проявился в дальнейшем. К пониманию того, что позитивная ценность человека абсолютна, а вот ценность и уместность поведения может быть пересмотрена.

К тому, чтобы дать себе торжественной обещание, чтобы больше никогда, ни ради какого-то идеала, ни ради другого человека, не предавать больше самого себя. Никогда.

Игумен Евмений
О любви к себе

 

[Янка Мармеладкина]

ПРО ВЗРОСЛОСТЬ

Один мой внутренний голос кричит изнутри в висок: “так нечестно! я хорошая! я маленькая! пожалейте меня! мне трудно! меня никто не любит! все меня бросили! я совсем-совсем одна! я не хочу ничего решать! я не хочу ничего делать! это вы во всем виноваты! я хочу на ручки!”.

Второй мой внутренний голос диктует в висок холодно и жестко: “ишь, чего захотела! Не заслужила! Посмотри на себя! Кому ты нужна! Тряпка! Хватит ныть! Ничего не доводишь до конца! Всем на тебя плевать! Достала! Уродка! Слабачка!”

Как будто они бродят по разным комнатам – внутренний ребенок и внутренний родитель – и борются за доступ к микрофону, каждый крича о своем больном. Ребенок проклинает критичного и черствого родителя. Родитель проклинает слабого и неуверенного ребенка. Ребенок ищет себе родителя – заботливого, эмпатичного, терпеливого, чуткого. Ищет в каждом партнере, ищет в немолодых родителях – и неизбежно разочаровывается. А родитель ищет себе другого ребенка – удобного, собранного, послушного, трудолюбивого, потому что этот заслуживает пинков и критики. Иначе он никогда не вырастет. Не справится – этакая кулема.

Как будто они не знали, что они есть друг у друга, там, внутри, за стеной.

Дело было вечером. Я сидела на кухне, размышляла. Я уже год, как была в разводе, дети спали, ночь, тишина. И я так устала слышать плачь этого недолюбленного одинокого ребенка внутри, что сказала себе: “эй! ты же умеешь! ты же умеешь с детьми быть терпеливой, чуткой, честной, поддерживающей! Ты же самая лучшая мама, верно? Ну так вот той девочке внутри очень нужна такая”.

И как-то так они взяли – и заметили друг друга.

Они долго говорили.

Девочка рассказала, как ей страшно, как ей нужна любовь, и как она изо всех сил пытается справиться. А внутренняя мама сказала ей то нужное, что многие годы хотелось услышать – “Прости меня. Я не видела, как тебя плохо. Я не видела, как я тебя раню. Я с тобой. Я за тебя. Я никому не дам тебя в обиду”.

И тогда девочку отпустило немного, она сказала: “Ничего, мам. Я понимаю. Ты просто переживала”.

И тогда маму отпустило немножко, и она сказала: “Ты знаешь, когда я боюсь, я тебя ругаю. У меня не всегда получается быть чуткой”.

И тогда девочка еще подросла и ответила: “Я знаю. Я иногда виню тебя, но это просто от усталости. Не всегда получается быть самостоятельной”.

Я дала себе обещание в тот вечер. Сказала его вслух в пустой кухне. “Я сама себе ребенок, и я – сама себе родитель”.

Они дружат. Когда ребенок ноет и жалуется – родитель смотрит нежно и с терпением. А когда родитель ругается – ребенок улыбается, и знает, что это он не всерьез. Они знают, что вместе они всегда прорвутся.

На моем обручальном пальце кольцо, бриллиант в платине. Я заказала его у дизайнера, сама, чтобы знать и помнить, что до всех партнеров, родителей и друзей мира у меня есть – я.

Когда мне грустно, или в голове снова начинается перепалка, я смотрю на него и вспоминаю, что я у себя – да.

Для меня та самая пресловутая “любовь к себе” – это вовсе не аффирмации про самую обаятельную и привлекательную, а про вот эту целостность. Про право им обоим быть – и ребенку, и родителю, вот такими, друг у друга Про их обещание друг другу. Про то, что когда они оба говорят друг другу хорошее, кажется, что звучит только один голос. Теплый. Спокойный. Мой.

Ольга Нечаева

 

[Янка Мармеладкина]

Травма — результат пережитых особо острых, тяжёлых моментов в жизни. Сильный стресс, превышающий способность индивида справиться, интегрировать возникшие эмоции, как правило, негативно влияющий на психику и дальнейшее развитие личности.

Независимо от того, как мы относимся к травмам, ищем ли взаимосвязи с настоящим, отрицаем и обесцениваем, советуем другим не копаться в прошлом и жить настоящим, они есть.

Это не обязательно лютая жесть, насилие, инцест, родители пьющие, бьющие, вечно орущие, дерущиеся. Это такие события, которые делят жизнь человека на «до и после». Приведу вам несколько примеров. Все истории вымышленные и являются собирательными.

Мальчик переживает развод родителей. Отец ушёл из семьи, мама в ужасе. Ребёнок, видя мать в депрессии и страхе за будущее, неосознанно берет роль отца, защитника на себя, мама на бессознательном переходит под опеку сына. Происходит смещение ролей в семейной системе. Это называется парентификация. Мальчик лишается детства, преждевременно беря на себя взрослую ответственность. В будущем у него разовьется синдром спасателя, гиперответственность и огромная дыра внутри, которую он будет заполнять самым разным.

Девочка — подружка для мамы. В свои юные годы она знает столько интимных подробностей о жизни взрослой женщины, что её границы расплываются к херам. Она знает, что один из маминых мужчин предпочитал в постели, другой распускал руки, а третий никогда не уйдёт от жены. Уже взрослая девочка бы и рада выбирать нормальных мужчин, но что-то тянет прыгнуть красную шапочку в лапы волка раз за разом. Границ и самоценности нет. Абьюз и состояние жертвы — выученная норма.

Бывают более безобидные с виду истории, но последствия они оказывают не менее разрушительные.

Мальчик, уставший от нагрузки в школе, которому совсем не интересна история, но так нравится математика, вынужден под гнётом отца перебарывать себя и учить историю, а хочется кушать и спать. Папа очень злой. А еще пахнет жареной курицей. Он вырос, но давать отпор так и не научился, любовь он старается заслужить, своих желаний не имеет, а еще от курицы его почему-то воротит.

Девочка, которая часто болеет, вместо материнской заботы получает крики о том, как она задолбала. Мужчины с такой женщиной в будущем не проявляют заботы, но критикуют ту за любые слабости. Впрочем, с последним она и сама неплохо справляется. Вот и стала сильной и независимой.

Надо сказать, что психика у всех разная. Для одних, казалось бы, самая обычная ситуация легко может стать травматичной, другие не обратят никакого внимания.

Сформировавшиеся способы адаптации сложно заметить невооружённым глазом. Психика всех этих детей активировала защитные механизмы, чтобы не разрушиться в моменте. То, как ребёнок реагирует на происходящее, записывается телом и сознанием, а затем вытесняется в бессознательное. Неосознанно выбираются определённые стратегии, чтобы выжить, справиться с настоящим. Формируются установки, со временем становящиеся частью характера, личности. Эмоции подавляются, а потом неожиданно находят выход, когда совсем не ждёшь. Триггерит.

Во время травматических событий психика расщепляется, распадается на фрагменты. Одна часть вырастает, а та, что была травмирована и вытеснена, застревает в детском возрасте или диссоциируется от целой личности, а затем то и дело показывается из бессознательного, как запуганный дикий зверь, нуждающийся в любви.

Иногда на основе этих адаптаций у человека формируется приемлемая гиперкомпенсация. Например, мальчик с синдромом спасателя и комплексом гиперответственности вырастает в руководителя крупной компании, но с женщинами у него близких отношений построить не получается. Девочка с размытыми границами выросла и занимается благотворительностью. Только она не знает, когда сказать «достаточно». Очень уставшая девочка помогает всем, а кто поможет ей?!

И вот они взрослые и даже во многом успешные, да только счастья внутри как-то нет, и время от времени накатывает беспричинной тоской.

Большинство людей в мире травмировано. В свете того, что происходит, это особенно бросается в глаза. Кто-то больше, кто-то меньше. Кто-то работает с этим, кто-то нет. Одни стали заложниками бизнесов и других успешных успехов. Другие стали алкоголиками, наркоманами, убийцами или религиозными фанатиками. Кто-то в 40 до сих пор не знает, кем он хочет стать, когда вырастет, совсем не имеет амбиций. Кто-то зависает в созависимости, в 50 живет с мамой или повторяет семейные стратегии, разрушая свою жизнь, жизнь партнёра и детей.

Это глобальный вопрос. Решать его важно на всех уровнях, но в первую очередь на индивидуальном, принимая ответственность за свою жизнь. Работа с психологом, психотерапия, духовные практики без отлёта от реальности помогают подлатать фундамент личности. Тогда травма становится силой, а человек более целостным, зрелым и счастливым.

Александра Лебедева

 

[Янка Мармеладкина]

КОМУ ПСИХОТЕРАПИЯ (НЕ) ПОМОЖЕТ

«Вы закрыты и не готовы открываться, так работают ваши психологические защиты», – заявил мне мой бывший психолог. Обожаю такие «диагнозы». Это стало последней каплей, и я завершила нашу работу. «Понятно, у вас сопротивление», сказал психолог на прощание.

У меня бывают моменты, когда чья-то очень удачная фраза как деталь пазла — ложится в картину моих размышлений, и картинка собирается. Пока психолог продолжал говорить, я смотрела сквозь него своё внутреннее кино. Пазлы двигались и становились на места. Так вооот как это работает, понятно, почему одни ругают терапию и называют бесполезной болтологией, а другим она жизнь спасает.

Начну издалека. Есть три позиции восприятия себя и мира. От позиции зависит абсолютно всё в нашей жизни: какие решения мы принимаем, какие выборы делаем, на что обращаем внимание, какие эмоции испытываем, кого выбираем себе в окружение, какую работу выбираем и даже сколько денег за нее получаем.

Три позиции восприятия себя и мира:
- детская,
- родительская,
- взрослая.

Они есть в каждом из нас, и от ведущей позиции зависит качество нашей жизни.

Дети на то и дети, чтобы за них принимали решения, делали за них выбор и подсказывали, что им делать. Мирили с соседским Петькой и учили строить отношения с друзьями. Жалели, контейнировали эмоции. У ребенка нет ответственности за себя и свою жизнь, за свои эмоции и тело. Всему учат взрослые.

Если у выросшего человека ведущая позиция – детская, то он мыслит и принимает решения сквозь детские фильтры внимания. Детская позиция есть во всех нас, и это помогает нам получать поддержку, любовь и радость от отношений, развивать творчество и вообще радоваться жизни.

Речь сейчас о том, что иногда она становится единственной и ведущей:

- пожалейте и поддержите меня, я без вас не справлюсь,
- мне настолько страшно браться за новое, что я отказываюсь от задуманного,
- я хочу моментальных результатов! Не хочу изучать инструкцию как собрать машинку, хочу чтобы с первого раза все детали сами стали на место!
- я не знаю чего хочу, скажите мне как правильно, дайте гарантии что у меня всё получится!
- другие знают лучше, мне нужно спросить у них,
- мне нужно, чтобы другие мне разрешили, дали пинок,
- я не умею дружить, меня используют, и я ничего не могу с этим делать.

Такой человек живёт сквозь стыд и страх, внутри у него нет опор, он ищет их снаружи. Ему сложно справляться с собой и с жизнью. Ему нужен родитель, который пожалеет, поддержит, обеспечит, примет за него все решения.

Детская позиция есть во всех нас по умолчанию, в разных пропорциях, и это ок. Но если целенаправленно не развивать взрослую и поддерживающую родительскую, то в детской можно зависнуть на всю жизнь.

Но кто ж нам с детства развивать. Её наоборот, консервируют. Вся система школьного и вузовского обучения построена на взращивании детской позиции и избегании ответственности: лишь бы ничего не делать, лишь бы меня не вызвали, лишь бы не зубрить бессмысленные учебники. Зачем я учусь, вообще не понятно, сказали надо, значит надо. А когда я выйду из вуза, не буду знать как работать и хочу ли работать по этой специальности.

Естественно, я утрирую для понимания общей модели.

Чтобы взращивать такие массы людей в детской позиции, горшочку нужна крышечка – родительская позиция. Кнут и пряник, чтобы ребенок беспрекословно слушался. Если ведущая позиция «родитель», то человек мыслит и принимает решения сквозь такие фильтры внимания:

- ну и тупни тут собрались, сейчас научу их как правильно жить,
- это что за ерунда у вас тут происходит, вы что, не знаете как правильно? Сейчас научу!
- вы всё неправильно делаете, правильно вот так!
- я не верю, это так не работает, вы не знаете как, а я знаю.

И вы можете сказать: ну это же хорошо, если знает. А он не знает, это фантазия о знании. Он других учит хорошим отношениям, но сам живёт в плохих. Знает, что вы неправильно зарабатываете, при том, что у вас хороший доход, а у него нет. Он всё знает, но только внутри своей головы, и не сопоставляет со своими результатами в реальной жизни. Тот, кого учат, тут вообще не важен. Ребенка не спрашивают, что ему нужно, а авансом всё знают за него. И не важно, что он отбивается.

А если вы скажете: «Не надо меня учить, покажи своим примером», он найдет сто отговорок, ещё и обидится или начнет возмущаться. Или скажет: «Да, у меня не получилось, поэтому я берегу тебя от своих ошибок». Сбалансированный внутренний родитель — про поддержку и опору, бережное отношение к внутреннему ребёнку. И это тоже всё можно взращивать в себе.

Чтобы стихийно не болтаться между позициями, нужен сформированный внутренний взрослый. Который рулит первыми двумя. Помогает ребёнку заменить «Я не справлюсь», на «Какие инструменты мне найти, чтобы у меня получилось», помогает проявлять творчество и вдохновение, свойственное детям. Рулит родителем, помогает разобраться зачем ты учишь других, а не учишься сам. Помогает родителю успокоиться и действовать бережно. Он мирит родителя и ребенка, учит бережно и с любовью обращаться. Он – голова, которая управляет чувствами.

Это была присказка, а теперь к делу. При чем тут, собственно, психотерапия.

Моя первая терапия была лет 15 назад. Я пришла в детской позиции. Долго и больно выращивала взрослую. От психолога к психологу, от коуча к коучу я наращивала взрослую позицию. И здесь ключ к совпадению психолога и того, с кем он работает, под каждую позицию нужен свой специалист:

- ребёнку нужен мягкий и бережный, который покачает в колыбельке, напитает любовью. «Ребёнок» приходит поговорить о том, как ему больно. Ему просто важно быть видимым: его чувства видят и принимают. Услышать: малыш, ты хороший, ты есть. И это хорошо.

- родителю – в зависимости от запроса. Чаще всего родитель приходит учить психолога. Если психологу удастся проникнуть сквозь эту позицию, это будет прорыв. Но там очень сложно протиснуться, родитель в позиции «Я тут и без вас всё знаю, сделайте мне хорошо, но только таким способом, как я хочу». Это вечный конфликт и нужен очень устойчивый психолог, который выдержит эти постоянные эмоциональные качели из обожания в конфронтацию;

- взрослому нужен не психолог, а ментор. Который поможет прокачать нужные навыки. Нужен ли ему психолог? Сложно сказать. Обычно у сбалансированных взрослых, которые в ладу со всем свои внутренним детским садом, плюс-минус порядок с отношениями, работой и образом жизни в целом. Они ходят к менторам за новым опытом, сделать свою жизнь ещё лучше. Отличие от терапии – ментор сам хорошо умеет то, чему учит. Он гибкий, идёт с клиентом в одном темпе, и как карты из рукава достаёт нужные инструменты.

После долгих лет работы психотерапевтом я перешла в работу ментором. С теми, кому психотерапии уже мало, и хочется идти дальше. Когда внутренний ребёнок поддержан, родитель успокоен и обучен бережному обращению, то на уровне взрослый-взрослый можно быстро решать все текущие вопросы и получать нужные результаты. Вся эта братия заодно, в одной лодке, усиливает друг друга и работает на общую цель.

А тот терапевт, с которого начиналась статья, постоянно приглашал меня в детскую позицию. Я его во взрослую, он меня в детскую:
- Нет, ну вы расскажите, в чём вы страдаете.
- Да не страдаю я!
- Такого не может быть, давайте исследуем ваше детство.
- Да я все свои детские истории за сто лет терапии уже разобрала на атомы, поняла как что работает, проветрила все болезненные эмоции. Сейчас там ничего не фонит, все истории лежат архивом. Обращаюсь в архив когда нужно понять истоки сегодняшнего поведения.

А психолог все пытался распечатать тот архив, и найти там боль. Сильно удивлялся что боли нет, не знал что со мной делать. Мы не совпали с ним в позициях. И это моя взрослая ответственность – подобрать подходящего специалиста, и не погружаться в поиски проблем там, где их нет. И где нет запроса на ненужные поиски, которые ведут не в сторону результата, а в противоположную.

Юлия Сыпачевская

 

[Янка Мармеладкина]

Люблю длиннопосты, как выше. Собственно, к чему я его разместила. Сегодня день психолога. И часто мне бывает обидно за профессию, сплошь и рядом можно услышать, мол, терапия не помогает, а психологи вообще все шарлатаны. Не спорю, действительно сейчас много разных "гуру", примазывающихся к науке, называемой психологией, но это скорее издержки нашего законодательства, не регулирующего эту деятельность должным образом. Но часто мне встречаются люди, ищущие в психологах волшебную таблетку. В защиту психологов скажу, что, во первых, психолог работает (и должен, тк не медик) со здоровыми людьми. Он является проводником для заблудившихся, может оказать поддержку и помочь в поисках конструктивного пути решения проблем клиента, дать действенные инструменты, но основная работа проводится всегда самим клиентом. Если же у клиента имеются серьёзные травмы и расстройства личности (а таких очень много), то одной психологии, увы, мало.
Во вторых, имеет место несовпадение терапевтических подходов и ожиданий клиента (часто, от неосведомленности), несовпадение позиции и взглядов. Тут да, действительно, иногда нужно сменить несколько специалистов, чтобы понять, как работать. И здесь тоже косяк в неинформированности и психологической неграмотности, увы, большинства людей. Ну не распространено у нас психобразование, часто ещё даже постыдно и порицаемо. Отсюда же появление всяких инфоцыган и прочих прокачивателей энергии. Плюс работа психолога, как и любая другая, требует оплаты, а измерить оказанную услугу в такой тонкой области, как душа, достаточно сложно. Клиент часто думает, что он платит свои кровные просто "за поговорить", и так же он мог бы провести время с подружкой, жалуясь ей на жизнь за чашкой чая. Да только не каждая подружка грамотно подсветит проблемную область и задаст положительный вектор движения, иначе надобности в психологах не было бы вообще.
Психология - это наука, как и любая другая. С её помощью можно существенно улучшить и обогатить свою жизнь. Но здесь, как и почти во всём в жизни, всё зависит от человека. Как говорится, и микроскопом можно забить гвоздь, но создан он не для этого и результат будет так себе, и больше пользы будет от его применения по назначению. Но только тому, кому действительно нужен микроскоп. Давайте использовать вещи правильно, тогда и они послужат нам во благо
С праздником всех причастных!

 

[Янка Мармеладкина]

ИГНОРИРОВАНИЕ ЧУВСТВ КАК СОЦИАЛЬНО ОДОБРЯЕМЫЙ СПОСОБ САМОУБИЙСТВА

Когда вы игнорируете свои чувства, вы игнорируете себя. Почему? Потому что человек состоит из чувств. Каждый день вы чувствуете что-то и эти чувства оказывают серьезное влияние на принятие решений в вашей жизни. Это та движущая сила, которая стоит за каждым вашим шагом. Игнорировать свои чувства - это как игнорировать дыхание, отрицать свою жизнь.

И самое печальное в этом то, что люди не рождаются с таким умением, дети как раз свободно выражают радость, горе, страх или неудовольствие. Просто в какой-то момент вам говорят, что вы не должны чувствовать то, что вы сейчас чувствуете, что вы «просто» слишком чувствительны, что вы себе что-то "придумали". В этот момент ваши чувства игнорируют, вас осуждают. Так постепенно вы начинаете верить в то, что вам "кажется" что вы чувствуете, становитесь "удобным" представителем социума, не будете отстаивать свои границы, когда их нарушают и вам больно, не будете протестовать и кричать, когда вас психологически унизят или растопчут. Ваши чувства в этот момент не идентифицированы. А если, не дай Бог, будете протестовать и говорить о своих переживаниях, вас осудят, назовут вас "слабым человеком", ведь это считается неприличным, хуже, чем прилюдно обнажиться.

Это является фундаментальной проблемой насилия - не обращать внимания на чувства. Когда ваши чувства не признают, вас используют, как вещь. А игнорирование своих собственных чувств - худшее насилие из всех. Делать вид, как будто ничего не произошло, отрицать свою боль, убивать способность к чувствованию - это значит не проживать свою жизнь.

Когда вас приучают к бесчувствованию, то насильно принуждают к обесцениванию своих собственных переживаний. Это буквально сводит с ума - факт чувствования есть, а вам говорят, что этого не существует. И чем чувствительнее, тем более серьезные повреждения испытывает психика. Игнорирование вашей реальности подрывает уверенность в себе, а это в свою очередь разрушает самооценку. Это может стать самым страшным преступлением, которое один человек может совершить против другого, не пошевелив при этом и пальцем. Это даже не считается противозаконным или безнравственным. Физическое насилие - это ужасно, но тело исцелится, а отрицание чувств, "убийство души" - это преступление против человечества, которое не является нарушением закона.

Отрицая свою реальность и чувства день за днем, живя, как будто ничего не произошло, вы предаете свою собственную сущность. Да, вы комфортный человек, с вами можно делать что угодно, но задайте себе вопрос - комфортно ли вам позволять кому-то диктовать как вы должны себя чувствовать? Ведь слабость не в том, чтобы признаться в своих переживаниях. На самом деле именно сильный человек может столкнуться с интенсивным чувством, осознать его, прожить, проконтролировать и использовать в виде ресурса, который улучшит качество жизни. Осознанно отследить свои чувства, выяснить причину их происхождения, и использовать их, чтобы действовать, требует настоящего мужества. Позвольте себе почувствовать что вы чувствуете и не тратьте слишком много времени на тех, кто все еще боится слез.

Елена Ракитова

 

[Buran]

ИГНОРИРОВАНИЕ ЧУВСТВ КАК СОЦИАЛЬНО ОДОБРЯЕМЫЙ СПОСОБ САМОУБИЙСТВА

Позвольте себе почувствовать что вы чувствуете

А что с этим дальше делать?

 

[Янка Мармеладкина]

А что с этим дальше делать?

Терапия. Как правило долгая. Возможно долго не будет получаться, не сразу попадется специалист, с которым установится контакт, который вызовет доверие и желание работать. Одному работать с травмами практически не реально. Иначе бесконтрольной волной выпущенных чувств смоет на фиг.

 

[Buran]

Терапия. Как правило долгая. Возможно долго не будет получаться, не сразу попадется специалист, с которым установится контакт, который вызовет доверие и желание работать. Одному работать с травмами практически не реально. Иначе бесконтрольной волной выпущенных чувств смоет на фиг.

А что будет в результате долгой терапии? Насколько это оправдано?

 

[Янка Мармеладкина]

А что будет в результате долгой терапии? Насколько это оправдано?

В идеале, при поддержке хорошего терапевта, можно научиться жить с тем, что жить мешает. Не заталкивать боль и страхи глубоко внутрь, откуда они так или иначе вылезают в самый неподходящий момент, отравляя всё, что создаётся трудом и временем. Что-то прожить и отпустить, закрыть дверь в прошлое с чувством облегчения, а не забыть усилием, "заметая сор под ковёр". Что-то научиться распознавать на подходе, чтобы неадекватное восприятие и поведение оказывало минимальное негативное влияние на жизнь. Изменить отношение к миру, к людям и к себе.

 

[Янка Мармеладкина]

Почему самокритика не способствует нашему развитию?

Мы привыкли к тому, что самокритика способствует исправлению недостатков, в результате чего мы становимся лучше.

И поэтому мы постоянно собой недовольны. Если прислушаться к претензиям, которые звучат у нас в голове, они направлены на то, чтобы мы меньше спали и ели, меньше делали то, что нравится, но больше работали или делали что-то "полезное" - чаще всего из того, что не нравится, и против чего возникает сопротивление.

Самое интересное, что мы одобряем такое отношение к себе, считая его саморазвитием.

В действительности, это не саморазвитие, а саморазрушение. Заставлять себя, сопротивляться и испытывать тяжелые чувства разочарования и раздражения за то, что не соответствуешь своим ожиданиям - это не саморазвитие. Это больше похоже на истязание.

Многие из нас верят деструктивному убеждению, что если мы не будем себя заставлять, то совсем ничего не захотим делать.

"Я совершенно ничего не хочу, и это меня пугает. Я хочу только лежать на диване, смотреть фильмы и есть конфеты", - так мне говорили клиенты множество раз.

"Если я не буду себя заставлять работать, моя семья останется без завтраков и обедов, без денег и уборки, и я не могу себе этого позволить", - так они продолжали свою мысль.

Если посмотреть со стороны на такие решения, то можно заметить, что эти люди привыкли не доверять себе, и действуют из обязательства, долга и нужды.

Долг заменяет любовь. Мы перестаем чувствовать себя живыми, становясь правильными роботами.

Будучи живыми, мы можем делать свою работу из любви и с удовольствием, без тяжелого шлейфа негативных переживаний.

Но откуда берется эта любовь? Любовь как уважение к себе, любовь как принятия себя не совместимы с насилием.

У нас есть выбор, хотя многие из нас его не чувствуют. Из-за сложившихся привычек реагировать, думать и чувствовать.

Этот выбор еще и потому непросто сделать, что мы следуем за обществом, а в нем такие сценарии приняты большинством людей.

Нам придется идти против течения и бороться с собственным страхом, но игра стоит свеч, и Париж стоит мессы.

И, если вы захотите сделать шаг к таким переменам - проживать свою жизнь не на насилии над собой, а на любви к себе - у вас тут же появятся источники информации, и помощь в том, чтобы у вас происходили перемены.

Так как же происходит наше развитие? За счет каких ресурсов?

Когда мы доверяем себе, мы идем за своим интересом, за своей интуицией, и они нас ведут дорогой развития своих потенциалов.

Мы с интересом исследуем новые занятия, профессии, блюда, способы посадки цветов, интересные игры с детьми, и так далее. Мы не требуем от себя каких-то результатов, оставаясь в удовольствии от исследования и проживания опыта, без особых ожиданий соответствовать каким-то образцам.

Если мы не доверяем себе, мы всегда недовольны собой, потому что требуем от себя, требуем, требуем больше чем можем, требуем то, что вообще не можем. И, даже если мы что-то изучаем, то из-под палки, с сильным сопротивлением или же с завышенными ожиданиями от самого себя.

Самокритика блокирует потенциал и ставит под сомнение собственную ценность.

Вероника Хлебова

 

[Янка Мармеладкина]

АНАТОМИЯ ЭМОЦИОНАЛЬНОЙ ЗАВИСИМОСТИ

Если я вырос/ла в дисфункциональной семье - я не получил достаточно любви и ощущения собственной нужности, просто потому, что я есть. Из-за этого мой голод по любви и теплу крайне велик.

Если в результате дисфункциональности родительской семьи, мой внутренний компас сбит и реальность искажена - любовные и близкие отношения неосознанно ассоциируются у меня с обидой, болью, страхом, виной.

Если я не чувствовал/а, что нужен своим родителям просто так, не был любим безусловно - я научился быть нужным и функциональным для них, даже в ущерб себе.

Если потребность в ощущении собственной нужности у меня велика - я не склонен учитывать другие свои потребности и свое актуальное состояние.

Если мне посчастливилось найти того уникального другого, которому я нужен - я убежден/а что нашел "того самого", который сделает меня счастливым, что ради него/нее стоит жить. Все это вызывает захлестывающую эйфорию, действующую на меня как наркотик.

Если нужда в своей нужности у меня ведущая - я постоянно фиксирован/а на том, как Другому со мной. При этом я не думаю о том, как с Другим мне.

Если я фиксирован/а в нашем контакте на партнере, забывая о себе - я формирую зависимые отношения. Мне свойственно "растворяться" в отношениях.

Если я нахожусь в зависимых отношениях - в первую очередь мною движет потребность сохранить отношения, нежели желание почувствовать удовольствие и радость в них.

Если я эмоционально зависим/а и плохо контролирую себя в отношении объекта моей зависимости - я пытаюсь контролировать сам объект и испытываю гнев, когда мне это не удается. Затем я раскаиваюсь и испытываю вину.

Если я нахожусь в зависимых отношениях, где мне иногда удается почувствовать себя нужным/ой- все прочие составляющие моей жизни девальвируются в сравнении с этими отношениями. Мне легко отказаться от работы, учебы, друзей - ради любимого/ой.

Если мне удалось ощутить себя нужным/ой в зависимых отношениях - за такие отношения я заплачу дорого: своими желаниями, чувствами, потребностями, комфортом. День за днем, понемногу я разрушаю себя.

Если я почувствую себя нужным/ой - я буду готов разрушить свои границы, практически исключив из лексикона слово "нет" вне зависимости от контекста.

Если мною движет потребность быть нужным/ой - у меня нет шансов выбрать человека, который нужен мне, я буду ориентироваться только на тех, кому нужен я.

Если в своем выборе я отдаю предпочтение тем, кому нужен я - в поле моего выбора попадут партнеры дефицитарные, сложные, инфантильные. В то время, как наполненные и устойчивые - не попадут.

Если я регулярно выбираю тех, кому я зачем-то нужен - я нахожусь в отношениях с нарушенным балансом давать-брать, где я регулярно и много отдаю.

Если баланс в моих отношениях нарушен - рано или поздно меня накрывает опустошенность, апатия, плохое самочувствие, я часто испытываю обиду, страх и боль. Партнеру об этих чувствах я, конечно, не говорю.

Если я выстраиваю зависимые отношения, в которых я испытываю много сильных болезненных аффектов - я вижу ответственность своего партнера за то, в сколь травматичных отношениях я нахожусь. Я не беру ответственность за это на себя.

Если я привык/ла испытывать сильные негативные чувства в близких отношениях - я привык/ла к регулярному выбросу в кровь эндогенных опиатов, спутников стресса. Большая амплитуда эмоциональных колебаний привлекательна для меня, а здоровые отношения и партнеры для меня скучны и не "заводят".

Если я уже прошел/ла круги зависимых отношений несколько раз и осознаю, что многое из вышеперечисленного относится ко мне - я уже на пути к выходу из эмоциональной зависимости.

Если я на этом пути - я осознаю, что одному мне не справиться. Поэтому я ищу поддержку, восстанавливаю социальные связи.
Я иду в терапию за тем, чтобы приобрести навык замечать себя, научиться заботиться о себе, оживить мою сензитивность и "допрожить" те чувства, которые я вынес/ла из своей дисфункциональной семьи и которые я годами подавлял/а.
В результате терапии, у меня нивелируется потребность находиться в зависимых отношениях, а это значит, что в поле моего зрения начинают попадать другие партнеры, более здоровые и устойчивые. А отравляющей эйфории - больше не будет, такая цена моего выбора.

И напоследок, "Любимый человек не спасает нас ни от чего: он и не должен спасать". (Хорхе Букай)

Мария Мухина

 

[Янка Мармеладкина]

Вот вы говорите про хорошие здоровые отношения и хороших зрелых партнёров. Дескать, просто встретьте нормального человека - и будет вам счастье. Отпустят вас все неврозы и глюки, исчезнут недопонимания и комплексы, успокоятся паранойки, призраки прошлого вернутся в прошлое, а тараканчики ваши будут ходить строем и отдавать честь. Как бы не так.
Известно, что мы бессознательно склонны подбирать себе партнёров по принципу схожести со знакомыми нам по раннему опыту моделями отношений. Был какой-нибудь деспотичный отец - женщина найдёт себе деспотичного мужа. Была какая-нибудь эмоционально недоступная мать - мужчина найдёт себе эмоционально недоступную жену. И будут они мужественно их пытаться всю жизнь «вылечить», чтобы переиграть свой ранний сценарий по здоровому варианту, но вряд ли у них это получится таким образом сделать, если только оба не будут достаточно продвинутыми, чтобы пойти заниматься своей головой и одновременно пытаться договариваться, как жить дальше по-новому. Так бывает, конечно, но нечасто. Чаще бывает по-другому: уткнувшись в нездоровые отношения во взрослом возрасте, люди из них выходят, делают какие-то выводы и находят что-то более подходящее. Если они ещё и над собой работают, разбирают старые травмы и учатся новым способам строить отношения, то велик шанс, что они могут встретить кого-то значительно более подходящего, с кем старые травмы уже повторять не придётся. И вроде бы на этом можно было бы успокоиться и радоваться жизни.
Интересно здесь то, что наш эмоциональный мозг не так быстро и легко переучивается. Наши бессознательные механизмы устроены так, что разнообразные внутренние конфликты и напряжения мы склонны экстернализировать - т.е. находить или создавать вокруг себя ситуации, в которых стороны наших внутренних конфликтов будут воплощаться в реальных персонажах снаружи нашей головы, а не внутри неё, что приносит облегчение внутренних напряжений. Ведь если конфликт происходит снаружи, а не внутри, можно в нём либо победить, либо из него убежать. А если конфликт внутри, то непонятно, что с ним делать. А конфликтов внутренних может быть намного больше, чем мы себе можем представить.
Согласно теории объектных отношений, наша психика содержит в себе рудименты ранних отношений, окрашенные интенсивными чувствами. В некоторых случаях, например, у детей, в состоянии сильного стресса, под действием веществ, а также при некоторых расстройствах эти рудименты отношений могут активироваться и переключаться, что проявляется в резких перепадах настроения и сменах восприятия (условно говоря, сегодня люблю - завтра ненавижу). В процессе меняется наше самоощущение и меняется то, как мы воспринимаем окружающих. И таких рудиментарных моделей отношений в нашей голове может быть несколько. Проявляться они могут в виде внутренних диалогов, в сновидениях, в привычных способах поведения и мышления, а ещё - они могут воспроизводиться и разыгрываться между нами и разными людьми в нашей жизни. Конечно же, близкие партнёры становятся первыми кандидатами на роли в этом спектакле. Уж если с кем мы можем разыграть свои внутренние драмы, так это с партнёрами по близким отношениям. Знаменитая книга «Игры, в которые играют люди» во многом описывает возможные сценарии таких разыгрываний.
Ну так вот. Когда мы формируем в голове более сознательный и зрелый образ отношений и встречаем партнёра, который ему более-менее соответствует, нашим внутренним бессознательным рудиментам прошлого невдомёк, что спектакль окончен и дальше надо как-то по-нормальному. Наши триггеры никуда не делись, паттерны в виде нейронных сетей в голове по-прежнему на месте, хотя мы уже и отрастили к этому моменту более мощную префронтальную кору, которая весь этот оркестр пытается регулировать и осознавать. И повседневность вновь начинает нам подсовывать знакомые ситуации, знакомые повороты, где мы много раз поворачивали «не туда» и где снова хочется повернуть. И вот даже если мы удержали руль и поехали по «правильной дорожке», от этого внутри начинает злиться один маленький тараканчик. И если мы становимся слишком осознанными в своих действиях, мы тем самым можем обидеть много маленьких тараканчиков внутри себя, но они, не имея возможности по-старинке докопаться до окружающих, начинают докапываться друг до друга. В общем говоря, все эти внутренние конфликты, которые мы привыкли разыгрывать снаружи, нам приходится учиться выдерживать и разрешать внутри себя.
То есть вроде как в хороших отношениях должно было стать легче (и становится, по факту), а на самом деле нам в них может на какое-то время стать хуже, потому что мы уже не можем использовать их как «громоотвод» для своих комплексов. Когда партнёр ведёт себя знакомым образом и ожидаемо откликается на наши провокации, проективные идентификации и прочие наезды, нам, конечно, может быть неприятно, но внутренне это приносит определённое облегчение. По крайней мере, всё знакомо и понятно. А вот если партнёр не идёт на поводу у этих сценариев, нам может стать очень непонятно и тревожно. И вот тут роль психотерапии во многом состоит в том, чтобы дать человеку место и возможность разряжать, проживать и осознавать все эти накопленные годами чувства, помирить и пересчитать своих тараканчиков и научить их уже как-то уживаться внутри себя.

Владимир Снигур