два.
У нас отменили форму в школе, ну и понеслись мои муки "что одеть". Как раз совпало это все с приходом в наш класс новенького, ну, ессессенно, я сразу односторонне втюрилась и решила поражать объекст своих ахов и вздохов всем. Ну ресницы (от природы, как лапки у жучка подпаленные живодером) я намазывала мылом, чтоб завить и наяривала их маминой тушью "плюнь в меня и накладывай". А вот с одеждой в те времена было не алле. Перерыв, перекопав все вещи в шкафу, почти была на грани нервного срыва "все, теряю парня".
Но тут мимо меня, мой баб, пронесла дедов новый костюм, который был куплен вчера, заботливо почищен т.к. деду завтра в Кремле должны были дать медаль государственного масштаба. Он был повешен чуть ли не в секретер под замок, баб то и дело забегала, проверяла нормально ли там ему висится. Ну, ептать, это ж я, в моей голове зашевелились такие вообразизмы, такие фантазии, огорчало одно у меня руки растут от туда, на чем люди сидят и из чего испражняются. Но любовь к Витьке плотно окопалася в моем сердце и, я решилась.
Я тиснула штаны от костюма (драп, отменного, благородного, серого) померила на себя, закусила губу и огромными стежками, толстой иглой, я начала творить, я их ушила, померила, жуть, ножки тоненькие, штанишки все кривые в обляпку, на жопе шар, вдела ремень, утянулась, ну Карлсон, ой, как я себе не понравилась, бесилась, мяв штаны, вымещая на них всю свою ненависть и беспомощность. Затолкала в шкаф и свалила на гульки, ессессенно, вечером даж о них не вспомнила. Утром, я проснулась от дикого визга и удара чего-то мясного об пол. Носилась вся семья, около костюма, сидела мой баб, глотая
валокордин. Рядом стоял дед в ушитых штанишках, местами уже с подранными стежками, мятых, как будто их жевали коровы. Я слилась с воздухом, я перестала дышать, я просто с ветром улетела в свою комнату и притаилась за занавеской.
Когда все вскрылось, мне было очь плохо, в 14 лет получить армейским ремнем, было совсем некомильфо, зад горел неделю.