М.Е. Бурно "Вы уже никогда не сможете пить понемногу"
Письмо Ваше получил. Рад, что пребываете в абсолютной трезвости, купаетесь в море, пишете стихи и фотографируете экзотику. Но сам бы сейчас в Крыму скучал по окуням, грибам, березам.
Потому живу как обычно в калужской деревне, в избе. Ловим с сыном рыбу в речушке, впадающей в Оку. Жена жарит наших окуньков и голавлей с зелеными еще помидорами. Варим уху, пьем парное молоко. Овцы, гуси, куры. Много грибов, особенно маслят, от них потом руки, черт знает, какие черные.
Итак, читаю, пишу статьи и вот письма.
Фотографию снегиря на елке мне успели до отпуска застеклить в переплетной, она теперь висит в Москве, у нас дома, в моем кабинете, и очень хороша, спасибо!
Я все теперь размышляю, вспоминая эту Вашу работу, что фотография, конечно же, может быть настоящим искусством, как живопись, поэзия, музыка, то есть фотография тоже может быть отпечатком личности творца. Но если понятно, что, например, Левитан кистью изображал свои переживания в осенних листьях, последнем снеге, берегах реки и т. д., то как человек оставляет свое «Я» в художественной фотографии? Видимо, фотограф-художник схватывает аппаратом такие моменты окружающего мира, которые тонко соответствуют, отвечают его собственным переживаниям, и тогда выходит, что он дает себя, свое мироощущение через, например, этого бодрого, веселого снегиря на еловой ветке, через утренние морозные снежинки, которые блестят на зеленых иголках под солнцем. Мне ужасно теперь хочется, чтоб у сына, который фотографирует здесь лягушек, ворон, коров, тоже получалось что-то большее, нежели просто лягушки, вороны, коровы. Понимаете, чтобы не просто «хризантемы, сломанные бурей», а как у Басе:
Есть особая прелесть
В этих, бурей измятых,
Сломанных хризантемах.
Впрочем, прекрасно сами знаете, что Вы человек одаренный и в фотографическом искусстве, и в поэзии, хотя стихи Ваши редко печатают.
Вы, конечно, со мной согласны, что художественное творчество глубоко личностно. В предмете искусства отражаются душевные, личностные особенности автора. И если личность, ее мозговую основу нарушить, огрубить, например, ядом, то огрубеет и творчество.
Поймите меня правильно: я сам иногда с удовольствием понемногу пью вино, но для Вас даже рюмка сухого вина, даже глоток пива сделались жутким ядом. Дело в том, что Вы по-настоящему больны алкогольной болезнью (хроническим алкоголизмом) — следствие систематического пьянства в прошлом. Теперь, когда благодаря собственному желанию и моему врачеванию бросили пить, Вы уже никогда не сможете пить понемногу, «как все». Если попробуете это делать, то непременно сорветесь, болезнь углубится, личность разрушится, разрушится вместе с ней творческая способность, В снимках сохранится, быть может, как это бывает, профессионализм, но не одухотворенность; стихи сделаются сухими, неинтересными, без изюминки, если вообще не забросите творчество. В конце концов не сможете работать фотокорреспондентом.
Не сердитесь на меня за эту серьезную мораль. Поверьте врачебному опыту: я наблюдал подобное уже много раз. Выход один: не пить спиртного вовсе, ни капли, никогда. Тогда будет практическое здоровье и радость творчества. Хорошо, что болезнь не зашла еще непоправимо глубоко. Не забывайте, наконец, что у Вас есть маленький сын, который стремится подражать папе. По всему по этому прекратите спрашивать меня: «Когда же пройдет тошнота и можно будет попробовать немного слабого вина?» — Несмотря на Ваш талант, я не смогу Вас уважать, если не оставите спиртное совсем.
Сейчас на юге есть случай себя испытать. Не огорчайтесь, что Вас тошнит, когда смотрите на вино. Совсем не плохо, что Вас в ресторане вырвало, когда рядом пили водку. Это действуют гипнотические сеансы. В рестораны, однако, лучше не ходить, и вообще подальше от банкетов. Если же случается такая необходимость, «пьянейте» в застолье от воды или сока, веселитесь как ни в чем не бывало.
После отпуска нам необходимо систематически встречаться. А пока с сыном собирайте коллекцию жуков, ходите в музеи, в горы. Ваша жена столько лет почти не видела Вас трезвым. Надеюсь, Вы благодарны ей, что привела Вас за руку ко мне?
Поскольку практически невозможно пока вылечиться от алкоголизма так, чтобы пить умеренно, самое сложное для Вас сейчас — научиться жить трезвым среди выпивающих, причем не какой-нибудь месяц, пока свежа еще в памяти трагедия дрожащего, тягостного похмелья, а, подчеркиваю, всю жизнь.
Если возникнет вдруг старое болезненное влечение к спиртному, мы его всегда погасим, только, не откладывая, нужно сразу приехать ко мне. Вам останется лишь отказывать соблазнителям. Советую благородно обманывать их, чтобы не было лишних вопросов, советов и разговоров. То есть, если не помогает объяснение «совсем не пью», говорите, что у Вас хроническое воспаление поджелудочной железы (панкреатит), при этом тоже нельзя ни капли спиртного.
В Москве Вас познакомлю с двумя художниками, они в таком же положении, и, быть может, подружитесь, как говорится, семьями, чтоб вместе встретить, например, Новый год без вина, но душевно и весело.
Меня смутило одно Ваше замечание в письме. Это о том, что похмелье обостряет «творческий дух», что Саврасов писал своих «грачей», стуча зубами о стакан с водкой, а Есенин, Верлен не написали бы многих прекрасных стихов, не сделавшись алкоголиками.
Я, конечно, согласен, что и больной алкоголизмом художник, пока не наступило глубокое разрушение организма, способен создать прекрасное. А вот чем Вы докажете, что Саврасов, Есенин, Верлен, Мусоргский, Глазунов не создали бы в своей жизни еще больше вечных шедевров искусства, если бы не опустились в алкоголизм?
Н.А. Римский-Корсаков пишет о Глазунове в периоды его болезненного пьянства: «Вино не веселило его, он не кутил, а пил один у себя дома, находясь в состоянии невменяемости иногда до двух недель подряд. Он ничего не сочинял».
Или вот что говорит о поздних саврасовских работах не врач, искусствовед: «Среди них много не заслуживающих права называться произведениями искусства. Это — откровенно рыночные холсты, написанные в не вполне здравом рассудке, часто, может быть, чтобы расплатиться в трактире». «Болезнь окончательно сломила Саврасова, силы иссякли, творческий дух угасал. Художник, открывший для своего народа высокую красоту его родной природы, уходил из жизни».
Ощущая выработанную тошнотную реакцию на спиртное, Вы ясно должны понимать, что произошло, должны обрести иное отношение ко всему, связанному со спиртным.
Да, Вы оказались предрасположенным к алкоголизму. Еще юношей заметили, что вино хорошо «смягчает» переживания по поводу несбывшихся надежд, и малейшую разочарованность, грусть стали заглушать вином, а радость вином усиливали. Организм, испытывая частое воздействие вина, быстро включил алкоголь в обмен веществ, и Вы почувствовали алкогольный голод, подобный пищевому голоду или жажде. Вы стали тогда «поправляться» спиртным, ощущая себя без него больным. Дрожали руки, мучили кошмарные сновидения, подозрительность, раздражительность, постоянное желание выпить, чтобы все это уменьшилось. И раз уж механизм больного похмелья возник, то не исчезнет теперь и через двадцать лет трезвости. То есть даже если через 20-30 лет прикоснетесь к спиртному, проснется мучительное похмелье, вернутся запои.
Главная трудность лечения этой болезни в том и состоит, что многие больные через неделю-месяц трезвости начинают слепо верить в то, что теперь смогут пить «как все», чтоб не быть больше «белыми воронами». Но если подобное подумается, перечитайте это письмо, вспомните, как пропили шубку своего малыша, как отнимали у жены деньги и дома тогда был только хлеб с луковицами. Теперь, когда практически здоровы, Вы просто не имеете права зачеркнуть достигнутое самим собой, женой Вашей, мною.
Век наш, конечно, сложен высоким душевным напряжением, но талантливому человеку должно быть легче смягчать это напряжение творчеством, а не вином. Кроме того, быть может, следует завести хорошего умного пса, посадить дома в горшках цветы, ведь Вы любите «общение с вечной природой». Однако об этом подробнее, когда встретимся. Сын зовет копать червей.
