Читаю я вас читаю
и вот нашла на просторах инета
может кому-нибудь поможет
Все-таки некоторые женщины рождены для того чтобы стать жертвами. Видимо, сама идея «приношение себя во имя Кого-Либо», так крепко впиталась в их кожу, что жизнь без показательного дара кажется им пустой и лишенной смысла безделицей.
Он завтракает, и не знает, что в яичнице притаились Ее почки. Он пьет кисель, не подозревая, что стальной привкус вовсе не от вишни. Он ест пирог, не догадываясь, что это запеченная сердечная мышца…
Впрочем, когда-нибудь, Он вырастет, потому что хорошо приготовленный женский организм, – чрезвычайно питательная и богатая микроэлементами пища. И не важно, что Он будет каннибалом. - В конце-концов, у нее нет другой кулинарной книги.
Сцена первая.
Она в больнице. Ей 17. Позавчера – полостная операция. Ходит крючком, а чаще вообще лежит. Он приезжает к ней с бутылкой пива в обед. Пиво выпивает за то время, пока Она, скукожившись, ползет до столовой, чтобы принести Ему больничные щи. Он никогда не одевает бахил, и поэтому после его ухода Она берется за тряпку, виновато улыбаясь соседкам по палате. Принеси мне легких сигарет, - просит на лестнице. Кури чего есть, - небрежно бросает Он, и уходит. Она медленно поднимается наверх, держась за стену – (такой противный этот наркоз!).
Ночью Она спустится сюда опять, снимет колпачок с синего маркера, и, выбрав подходящее место на стене, напишет «Мишенька, я так тебя люблю. Очень.». Имя займет свою позицию среди десятка других, и паззл соберется.
Сцена вторая.
Она дома. Ей 25, замужем, маленький ребенок. Сегодня – 8 марта. Он, кажется, перебрал с утра, и Ей немного стыдно перед гостями. Она хочет побыстрее сесть за стол, чтобы «немного стыдно» поскорее сгладилось и исчезло. Как только Она придвигает стул к краешку, раздается «принеси ликер». Она уходит на кухню за ликером, для того чтобы по возвращении услышать «захвати салат». Салат захвачен, но не хватает вилок, да и фужеры почему-то разные. Лезет на полку за фужерами, и в этот момент начинает плакать ребенок. Описался, - говорит Он Ей, и всучает малыша в правую руку (левая по-прежнему держит фужер) и уходит. Несколько секунд Она стоит неподвижно, с ребенком в правой руке и хрусталем в левой.
Через час на лестнице Она скажет мне «Он обычно не такой. Ну ты понимаешь.» Скажет, и обидится, потому что я промолчу.
Через день на улице, Она купит ему рубашку в клеточку. Он даже не обратит внимания.
Сцена третья.
Она в метро. Ей 32. Забирала Его из школы. В Ее руках ранец, пакет со сменкой и сумка с едой. Точно усталая гора, нависает над своим сидящим чадом. Его ботинки грязные, и на Ее брючинах остаются пыльные полосы. «Ничего, приду домой, почищу», - думает Она и плечом отпихивает стоящую рядом девицу. – Сейчас ведь такой страшный грипп!
Когда Она положит сумки в прихожей, на руке останутся следы пластиковых ручек. Выдавливая крем на ладони, Она будет размышлять о том, что приготовить на ужин.
Сцена четвертая.
Она в морге. Ей 76. Вскрывая ее, патологоанатом давится бутербродом.
Внутри пусто.
Он снимает очки и одевает их обратно на нос, но это никоим образом не помогает.
Зияющая пустота режет глаз своей неправильностью, и он, удивленно почесывая затылок, зашивает Ее темными нитками…
и вот нашла на просторах инета
может кому-нибудь поможет
Все-таки некоторые женщины рождены для того чтобы стать жертвами. Видимо, сама идея «приношение себя во имя Кого-Либо», так крепко впиталась в их кожу, что жизнь без показательного дара кажется им пустой и лишенной смысла безделицей.
Он завтракает, и не знает, что в яичнице притаились Ее почки. Он пьет кисель, не подозревая, что стальной привкус вовсе не от вишни. Он ест пирог, не догадываясь, что это запеченная сердечная мышца…
Впрочем, когда-нибудь, Он вырастет, потому что хорошо приготовленный женский организм, – чрезвычайно питательная и богатая микроэлементами пища. И не важно, что Он будет каннибалом. - В конце-концов, у нее нет другой кулинарной книги.
Сцена первая.
Она в больнице. Ей 17. Позавчера – полостная операция. Ходит крючком, а чаще вообще лежит. Он приезжает к ней с бутылкой пива в обед. Пиво выпивает за то время, пока Она, скукожившись, ползет до столовой, чтобы принести Ему больничные щи. Он никогда не одевает бахил, и поэтому после его ухода Она берется за тряпку, виновато улыбаясь соседкам по палате. Принеси мне легких сигарет, - просит на лестнице. Кури чего есть, - небрежно бросает Он, и уходит. Она медленно поднимается наверх, держась за стену – (такой противный этот наркоз!).
Ночью Она спустится сюда опять, снимет колпачок с синего маркера, и, выбрав подходящее место на стене, напишет «Мишенька, я так тебя люблю. Очень.». Имя займет свою позицию среди десятка других, и паззл соберется.
Сцена вторая.
Она дома. Ей 25, замужем, маленький ребенок. Сегодня – 8 марта. Он, кажется, перебрал с утра, и Ей немного стыдно перед гостями. Она хочет побыстрее сесть за стол, чтобы «немного стыдно» поскорее сгладилось и исчезло. Как только Она придвигает стул к краешку, раздается «принеси ликер». Она уходит на кухню за ликером, для того чтобы по возвращении услышать «захвати салат». Салат захвачен, но не хватает вилок, да и фужеры почему-то разные. Лезет на полку за фужерами, и в этот момент начинает плакать ребенок. Описался, - говорит Он Ей, и всучает малыша в правую руку (левая по-прежнему держит фужер) и уходит. Несколько секунд Она стоит неподвижно, с ребенком в правой руке и хрусталем в левой.
Через час на лестнице Она скажет мне «Он обычно не такой. Ну ты понимаешь.» Скажет, и обидится, потому что я промолчу.
Через день на улице, Она купит ему рубашку в клеточку. Он даже не обратит внимания.
Сцена третья.
Она в метро. Ей 32. Забирала Его из школы. В Ее руках ранец, пакет со сменкой и сумка с едой. Точно усталая гора, нависает над своим сидящим чадом. Его ботинки грязные, и на Ее брючинах остаются пыльные полосы. «Ничего, приду домой, почищу», - думает Она и плечом отпихивает стоящую рядом девицу. – Сейчас ведь такой страшный грипп!
Когда Она положит сумки в прихожей, на руке останутся следы пластиковых ручек. Выдавливая крем на ладони, Она будет размышлять о том, что приготовить на ужин.
Сцена четвертая.
Она в морге. Ей 76. Вскрывая ее, патологоанатом давится бутербродом.
Внутри пусто.
Он снимает очки и одевает их обратно на нос, но это никоим образом не помогает.
Зияющая пустота режет глаз своей неправильностью, и он, удивленно почесывая затылок, зашивает Ее темными нитками…
