Термин созависимость давно уже вошел в практику врача нарколога, однако, так до сих пор не ясно, как расценивать это состояние. Если его все-таки рассматривать, как болезнь, это значит, что у него должны быть характерные черты, как у других заболеваний: течение, симптомы, исход.
Наблюдение за созависимыми, тем не менее, позволяет отметить, что существуют некие этапы развития состояния. Пожалуй, следует говорить о стадиях, а не о степени, поскольку эти этапы необратимы. Тем не менее, на каждой стадии можно видеть, как человек может изменить свое состояние, переступив через анозогнозию и начав получать помощь. Хотя, как правило, редуцировать до предыдущей стадии на длительный срок не удается. Движение в сторону выздоровления представляется не как движение назад, а, скорее, как движение вверх.
По течению этого состояния мне удалось выделить 3 стадии: ориентировочную, компульсивную и аментивную.
1) Ориентировочная:
Как правило, столкнувшись, с проблемой, созависимые начинают испытывать обычные для проявления страха симптомы: отрицание, рационализация, агрессия.
Отрицание по сути своей способ пассивной обороны, попытка спрятаться от проблемы, притвориться, что лично меня это не касается.
Созависимые категорически отрицают, что у их «подопечного» наличествует болезнь. Они даже выступают на «защиту» алкоголика, утверждая, что «никакой он не алкоголик». Понятно, что такое действие только «помогает» формировать алкогольное алиби. Иногда даже алкоголики на этом основании строят свою «классификацию» алкоголизма, где в качестве первой стадии числится «жена недовольна». И, естественно, сами они получаются люди «практически здоровые».
Отрицание проявляется в нежелании созависимых обсуждать проблему, поскольку, по их мнению, «никакой проблемы нет...». Один из наиболее характерных ответов на предложение поговорить: «Не хочу даже думать об этом!» Считается, что алкоголику нужно «просто взять себя в руки», и забыть о выпивке. Отношение к врачу, который хочет помочь, негативное. Считается, что он просто «раздувает проблему», делает вид, что он профессионал, хотя непонятно, чем он занимается. Ведь проблемы-то нет! Получается, что все наркологи - шарлатаны, имитирующие деятельность.
В форме рационализации, созависимые начинают бурно «объяснять» поведение алкоголика, при этом паралогичность мышления не видна им самим, так как есть страстное желание получить хот какое-то объяснение. Действия больного алкоголизмом объясняются довольно примитивно не потому, что у созависимых снижен интеллект, а потому что, предпочтительно «простое» объяснение. По фабуле такие «интерпретации» носят чаще всего внешнюю направленность. Т.е. проблемы снаружи, иными словами идет поиск виноватых. «Все дело в друзьях», «Этот из-за работы», «Жизнь такая» и т.д. – наиболее частые псевдопричины, которые сильно перекликаются с алкогольным алиби.
Любопытно, что фабула часто меняется. Такие же высказывания со стороны алкоголика считаются неубедительными, есть необходимость противопоставить свою причину объяснениям алкоголика, но поскольку выбор невелик, часто можно видеть ротацию фабул.
Многие охотно включаются в «мистические» практики, приходя к выводу, что речь идет о «порче», «сглазе» и пр. Как правило, алкоголики неохотно верят в такие рассуждения, что создает выгодную почву для противопоставления своего объяснения алкогольному алиби. Поэтому такие фабулы могут быть довольно стабильными.
В состоянии агрессии, созависимые пытаются решить проблему «раз и навсегда», просто включая эмоции. Иногда это даже дает «результаты» - больные прекращают на какое-то время употреблять, что вызывает у созависимых ложное представление об эффективности такого поведения.
Скандал сам по себе становиться наркотиком созависимых. Эмоциональный всплеск создает ощущение силы, возможности, кратковременной свободы. Типичные реакции алкоголика - либо признание своей вины с демонстративным раскаянием, либо агрессивное отрицание лишний раз подтверждает «правоту» созависмых. В первом случае они считают, что одержали победу, во втором приходят к выводу, что «он грубый человек», «он не любит меня, детей», «просто хулиган». У созависимых формируется агент ненависти – внутреннего состояния, которое воспринимается, как инструмент защиты. Такое «оружие» дает ложное ощущение спокойствия, защищенности. Созависимые считают, что теперь они знают, что им делать в случае, если все повториться. И потому это «оружие» храниться всегда «под рукой», регулярно проверяется его «наличие». Созависимые становятся конфликтными не только в семье, но и в обществе. В посторонних людях начинают видеть врага, потому, что ненависть ненасытна. Она сама по себе требует своего применения, и потому начинает управлять действиями созависимых.
Понятно, что «любимым» предметом для ненависти после алкоголика становятся люди, которые хотят ему помочь. На врача, который сказал, что это болезнь, может быть написана жалоба. Друг, который прекратил употребление, и пытается поговорить с алкоголиком, может быть изгнан, на основании, что «сам такой же».
Начинает формироваться необходимость применения ненависти. Созависимые приобретают черты эксплозивной личности, даже если этого не было ранее. Все мужчины рассматриваются как потенциальные или действующие алкоголики. Предполагается, что у них у всех есть некая «тайная» жизнь, где они выявляют свои пороки. За что их следует ненавидеть.
На этой стадии формируется «круг молчания». Созависимые хотят предоставить алкоголику чувство стыда с намерением изменить его поведение. Такая практика вызывает чувство стыда у самих созависимых: не хочется вспоминать о скандалах в семье. Этот вторичный стыд должен как-то разрешиться, но пока никаких других инструментов, кроме агрессии нет, ситуация будет повторяться, наматывая новые витки. Таким образом, завинчивается гайка на люке бункера, в который погружена психика созависимых. Человек, по сути, сам себя обрекает на заключение. Все меньше становиться людей, с которыми хотелось бы поделиться. Созависимые начинают испытывать страх открыться, так как боятся собственного стыда.
2) Компульсивная стадия:
На этой стадии черты обостряются, однако появляется и новая симптоматика. Созависимые начинают показывать явные признаки аутагрессивного поведения.
Как правило, созависимые принимают определение состояния алкоголика, как болезни, но это понимание носит своеобразный характер. Наследование из первой стадии представлений о том, что речь идет о «распущенности», формирует отношение к алкоголизму, как к некой «постыдной», «неприличной» болезни. Диагноз воспринимается как оскорбление, форма обиды.
Ведущей моделью поведения является необходимость продолжать делать то, что неэффективно, наращивая интенсивность действия. Т.е. созависимые считают, что необходимо сделать что-то больше, сильнее, чаще и дороже. Но не по-другому.
Получается, что локомотив разгоняется все быстрее, хотя поезд едет не по тем рельсам. Созависимые настаивают на более травматичных методах лечения: «не укол, а подшивка», «врачи не помогают, нужно вести его к колдуну», «поедем в Москву» и т.д.
Неполучение эффекта начинает входить в структуру такого поведения. Фактически созависимые и не предполагают кардинального изменения ситуации, поскольку начинают нуждаться в «спасательстве».
В этой модели алкоголик в сознании созависимых все более утрачивает черты не только личности, но и вообще начинает превращаться в неодушевленное существо. Созависимые начинают вести себя, как крестьяне, которые приводят животное к ветеринару. Фразеология не предполагает решений со стороны зависимого: «что нам с ним делать?», «мне нужно, чтобы вы…», «он пугливый, напугайте его хорошенько…», «я вам сейчас расскажу, что с ним делать..».
Такие действия иногда дают временные «результаты», если под результатом рассматривать не трезвость, как образ мышления, восприятия, жизни, а только формальное неупотребление вещества. Однако, подобный результат патологическим образом устраивает созависимых, предоставляя им объект для агрессивного спасения. Изменение психики алкоголика, при котором он бы сам смог нести ответственность не предполагается, так как это лишает созависимых возможности приложения своих компульсивных патологических желаний во что бы то ни стало помочь любой ценой.
Это поведение травматично в первую очередь для самих созависимых, но зато предоставляет патологический «выигрыш».
Во-первых, это снимает ответственность за жизнь самого созависимого: некогда заниматься собой, я думаю о нем!
Во-вторых, хождение кругами рано или поздно, создает ощущение знания, основанного на практическом опыте, и тогда начинает появляться желание «помочь» другим созависимым. Иногда такие люди даже становятся местными знаменитостями, что, несомненно, дает им определенные положительные эмоциональные дивиденды, хотя отсутствие результата у своего «подопечного» должно настораживать.
Так или иначе, но нанесение себе душевных травм превращается в собственный вид зависимости. Созависимые не могут позволить себе быть счастливыми. Они не позволяют себе пережить боль, поскольку боятся, что им будет очень больно.
Включается схема – стыдно, что со мной такое случилось, но проблема не во мне, нужно передать стыд виновному, это неприятно, и стыдно за то, что я жестокий. Виток повторяется.
Характерной чертой становиться сценарирование жизни. Созависимые не просто предполагают будущее, они его для себя очень четко прогнозируют, и, понятно, что эти прогнозы всегда негативные: «пить то он не бросит, но я его подошью, какое-то время поживем спокойно, пока будет работать, купим машину, а там опять сорвется». Замечание, что такой вариант развития не лучший - жизнь в ожидании кошмара - у созависимых, как правило, вызывает возмущенный вопрос: «А что делать?». Понятно, что такой вопрос риторический, не предполагает положительного ответа. Если действительно ответить на этот вопрос, в большинстве случаев придется получить нелогичные обвинения: «вам бы лишь бы деньги тянуть!», «все равно у вас ничего не выйдет!». Положение о том, что больному необходимо самому добиваться результата, в большинстве случаев вызывает снисходительную ухмылку: «он никогда не захочет!».
Такое сценарирование, судя по всему, дает некий транквилизирующий эффект для созависимых. Успокаивает «предсказуемость». Если сценарий не выполняется, включаются механизмы защиты:
Отрицание – на самом деле все получилось! Подшили на год, продержался 10 месяцев, это неплохо.
Рационализация – это потому, что таблетки не настоящие, врач обманул. Нужен другой.
Агрессия – тебе делали укол, это не больно, теперь будем делать подшивку, чтобы шрам в пол спины!
Если в это время созависимые обращаются к религии, их представления о Боге начинают носить языческий характер. Они не спрашивают у Всевышнего, какова Его воля? Они требуют у Него, что бы Он исполнил их планы.
Настойчиво, часто самоотверженно, молясь за алкоголика, они просят, чтобы он не пил, но редко просят здравомыслия для себя.
В этой стадии больные проявляют, пожалуй, самую высокую активность. Даже во время сухости алкоголика, созависимые испытывают очень мощные, хотя и скрытые переживания. Даже сам процесс скрывания переживаний, требует больших энергетических затрат. Поэтому неудивительна высокая невротизация в этом состоянии. Эмоциональный фон таких людей нестабилен, паралогичность мышления становиться привычной, что вызывает у окружающих впечатление снижения интеллекта. Патологические формы реагирования и алгоритмы решения задач начинают приобретать устойчивый, ригидный характер, используется стандартный скудный набор методов. Любые новшества вызывают чувство страха.
На этом этапе формируется виктимность, жертвенность созависимых – патологическое желание получения травм, принесения себя в жертву, как форма шантажа.
Учитывая высокую конфликтность таких людей, окружающие вынуждены от них дистанцироваться, испытывая неприязнь к их особенности всех учить, всех подозревать, во всем видеть только плохое. Круг общения сужается, что часто замечается самими созависимыми, однако интерпретация явления, как правило, принимается следующая: «мы престали со всеми общаться, потому, что ему нельзя пить». Таким образом, во-первых, причина выноситься наружу, а, во-вторых, формируется еще одно алкогольное алиби: «для нормального общения нужно выпить».
3) Аментивная стадия
На этой стадии созависимые утрачивают эмоциональное реагирование на поведения алкоголика, однако, это, к сожалению, не положительный прогресс. Все дело в том, что утрачивается эмоциональное реагирование на вообще все. Это не успокоение, а истощение. Такие люди утверждают, что их больше не волнует судьба алкоголика, но при этом явно заметно, что их собственная судьба их тоже мало беспокоит.
Суждения становятся скудными, монотипными. Созависимый может все время беседы с врачем улыбаться, кивать, формально поддерживать разговор, а потом сделать заключение, которое напрямую противоречит всему, что только что говорилось. «Ну, ладно давайте теперь его еще раз подошьем - это уже 7 раз - пусть хоть полгода походит трезвый, я знаю, что он будет беситься, а потом опять выпьет».
Нужно отметить, что созависимость, как и алкоголизм развивается медленно, речь идет о десятилетиях, и потому, часто такие состояния можно принять за возрастные изменения интеллекта. Врачу иногда даже кажется, что его плохо слышат. Но на самом деле, это не всегда так.
Во-первых, созависимый может и хорошо слышать, а, во-вторых, такие состояния иногда встречаются и в сравнительно молодом возрасте.
Скорее всего, приходиться видеть, что патологическая защита привела к тому, что человек просто деградировал до состояния искусственного снижения интеллекта, поскольку осознание всего объема проблемы, особенно той части, которая касается меня, для него слишком мучительна.
Это такая форма бегства от самого себя.
Как правило, к этому периоду жизни, созависимым нужно признать полный крах своих надежд, сценариев, амбиций. Анализ жизни приводит к тому, что за все это время так и не удалось ничего добиться существенного, не удалось быть счастливым, не удалось испытать настоящую любовь, и не удалось ее подарить тем, кто в ней нуждался. Как правило, дети в таких семьях не очень привязаны к родителям, поскольку привыкли к тому, что они и так полностью заняты друг другом. Привязанность всех своих чувств к состоянию алкоголика настолько велика, что оценка воспоминаний носит монотематичный характер: «он тогда был в завязке», «в тот день он напился». Т.е. все воспоминания, так или иначе, привязаны к его алкоголизму.
Однако, такое признание настолько болезненно, что легче оказывается просто сместить шкалу оценок. Странно, но даже на этой стадии, созависимые склонны «защищать» алкоголиков, считая, что «прожили неплохую жизнь». Предположение, что алкоголик не нуждается в защите, поскольку на него никто не нападает, кроме его собственного заболевания, не понимается. Как правило, яркого эмоционального реагирования нет. Созависимые продолжают на этой стадии хранить на лице «улыбку Будды», что иногда вызывает впечатление глубокой мудрости этих людей.
Поражает жестокость созависимых в этой стадии, по отношению ко всему, что не касается алкоголизма. Они могут отказать в чем угодно своим детям, близким, самими себе, потому, что занимаются обслуживанием очередного запоя. Объяснить, что необходимо изменить приоритеты, как правило, не удается.
Для таких людей, характерно даже не осознание своей правоты, а какая-то своеобразная игра. Они охотно со всем соглашаются, даже принимают хладнокровно оскорбления, но никаких выводов не делают, и продолжают поступать так, как раньше.
Фактически, складывается впечатление, что речь идет о крайней степени эгоцентризма. Люди не взаимодействуют с реальностью, полностью погружены во внутренних мир. Особенность заключается в том, в ядре этого эгоцентризма лежит не личность созависимого, а алкоголизм.
Виктимность достигает того уровня, когда человек не просто стремиться принести себя в жертву, а уже принес. Т.е. самые страшные мучения рассматриваются как избавление, и потому как-то мотивировать этих людей крайне тяжело. Они не верят в пряник, и не боятся кнута.
Постоянная готовность к очередному запою алкоголика разрушает необходимость сценарирования, однако, развитие событий лишний раз подтверждает «правоту» их собственных «предсказаний».
Находясь в аментивной стадии, человек абсолютно замкнут, хотя формально может участвовать беседе, но очень редко интересуется событиями окружающих. Все интересы так или иначе крутятся вокруг наступления очередного срыва, и это состояние самим созависимым кажется не только логичным, а единственно возможным.
Наблюдение за созависимыми, тем не менее, позволяет отметить, что существуют некие этапы развития состояния. Пожалуй, следует говорить о стадиях, а не о степени, поскольку эти этапы необратимы. Тем не менее, на каждой стадии можно видеть, как человек может изменить свое состояние, переступив через анозогнозию и начав получать помощь. Хотя, как правило, редуцировать до предыдущей стадии на длительный срок не удается. Движение в сторону выздоровления представляется не как движение назад, а, скорее, как движение вверх.
По течению этого состояния мне удалось выделить 3 стадии: ориентировочную, компульсивную и аментивную.
1) Ориентировочная:
Как правило, столкнувшись, с проблемой, созависимые начинают испытывать обычные для проявления страха симптомы: отрицание, рационализация, агрессия.
Отрицание по сути своей способ пассивной обороны, попытка спрятаться от проблемы, притвориться, что лично меня это не касается.
Созависимые категорически отрицают, что у их «подопечного» наличествует болезнь. Они даже выступают на «защиту» алкоголика, утверждая, что «никакой он не алкоголик». Понятно, что такое действие только «помогает» формировать алкогольное алиби. Иногда даже алкоголики на этом основании строят свою «классификацию» алкоголизма, где в качестве первой стадии числится «жена недовольна». И, естественно, сами они получаются люди «практически здоровые».
Отрицание проявляется в нежелании созависимых обсуждать проблему, поскольку, по их мнению, «никакой проблемы нет...». Один из наиболее характерных ответов на предложение поговорить: «Не хочу даже думать об этом!» Считается, что алкоголику нужно «просто взять себя в руки», и забыть о выпивке. Отношение к врачу, который хочет помочь, негативное. Считается, что он просто «раздувает проблему», делает вид, что он профессионал, хотя непонятно, чем он занимается. Ведь проблемы-то нет! Получается, что все наркологи - шарлатаны, имитирующие деятельность.
В форме рационализации, созависимые начинают бурно «объяснять» поведение алкоголика, при этом паралогичность мышления не видна им самим, так как есть страстное желание получить хот какое-то объяснение. Действия больного алкоголизмом объясняются довольно примитивно не потому, что у созависимых снижен интеллект, а потому что, предпочтительно «простое» объяснение. По фабуле такие «интерпретации» носят чаще всего внешнюю направленность. Т.е. проблемы снаружи, иными словами идет поиск виноватых. «Все дело в друзьях», «Этот из-за работы», «Жизнь такая» и т.д. – наиболее частые псевдопричины, которые сильно перекликаются с алкогольным алиби.
Любопытно, что фабула часто меняется. Такие же высказывания со стороны алкоголика считаются неубедительными, есть необходимость противопоставить свою причину объяснениям алкоголика, но поскольку выбор невелик, часто можно видеть ротацию фабул.
Многие охотно включаются в «мистические» практики, приходя к выводу, что речь идет о «порче», «сглазе» и пр. Как правило, алкоголики неохотно верят в такие рассуждения, что создает выгодную почву для противопоставления своего объяснения алкогольному алиби. Поэтому такие фабулы могут быть довольно стабильными.
В состоянии агрессии, созависимые пытаются решить проблему «раз и навсегда», просто включая эмоции. Иногда это даже дает «результаты» - больные прекращают на какое-то время употреблять, что вызывает у созависимых ложное представление об эффективности такого поведения.
Скандал сам по себе становиться наркотиком созависимых. Эмоциональный всплеск создает ощущение силы, возможности, кратковременной свободы. Типичные реакции алкоголика - либо признание своей вины с демонстративным раскаянием, либо агрессивное отрицание лишний раз подтверждает «правоту» созависмых. В первом случае они считают, что одержали победу, во втором приходят к выводу, что «он грубый человек», «он не любит меня, детей», «просто хулиган». У созависимых формируется агент ненависти – внутреннего состояния, которое воспринимается, как инструмент защиты. Такое «оружие» дает ложное ощущение спокойствия, защищенности. Созависимые считают, что теперь они знают, что им делать в случае, если все повториться. И потому это «оружие» храниться всегда «под рукой», регулярно проверяется его «наличие». Созависимые становятся конфликтными не только в семье, но и в обществе. В посторонних людях начинают видеть врага, потому, что ненависть ненасытна. Она сама по себе требует своего применения, и потому начинает управлять действиями созависимых.
Понятно, что «любимым» предметом для ненависти после алкоголика становятся люди, которые хотят ему помочь. На врача, который сказал, что это болезнь, может быть написана жалоба. Друг, который прекратил употребление, и пытается поговорить с алкоголиком, может быть изгнан, на основании, что «сам такой же».
Начинает формироваться необходимость применения ненависти. Созависимые приобретают черты эксплозивной личности, даже если этого не было ранее. Все мужчины рассматриваются как потенциальные или действующие алкоголики. Предполагается, что у них у всех есть некая «тайная» жизнь, где они выявляют свои пороки. За что их следует ненавидеть.
На этой стадии формируется «круг молчания». Созависимые хотят предоставить алкоголику чувство стыда с намерением изменить его поведение. Такая практика вызывает чувство стыда у самих созависимых: не хочется вспоминать о скандалах в семье. Этот вторичный стыд должен как-то разрешиться, но пока никаких других инструментов, кроме агрессии нет, ситуация будет повторяться, наматывая новые витки. Таким образом, завинчивается гайка на люке бункера, в который погружена психика созависимых. Человек, по сути, сам себя обрекает на заключение. Все меньше становиться людей, с которыми хотелось бы поделиться. Созависимые начинают испытывать страх открыться, так как боятся собственного стыда.
2) Компульсивная стадия:
На этой стадии черты обостряются, однако появляется и новая симптоматика. Созависимые начинают показывать явные признаки аутагрессивного поведения.
Как правило, созависимые принимают определение состояния алкоголика, как болезни, но это понимание носит своеобразный характер. Наследование из первой стадии представлений о том, что речь идет о «распущенности», формирует отношение к алкоголизму, как к некой «постыдной», «неприличной» болезни. Диагноз воспринимается как оскорбление, форма обиды.
Ведущей моделью поведения является необходимость продолжать делать то, что неэффективно, наращивая интенсивность действия. Т.е. созависимые считают, что необходимо сделать что-то больше, сильнее, чаще и дороже. Но не по-другому.
Получается, что локомотив разгоняется все быстрее, хотя поезд едет не по тем рельсам. Созависимые настаивают на более травматичных методах лечения: «не укол, а подшивка», «врачи не помогают, нужно вести его к колдуну», «поедем в Москву» и т.д.
Неполучение эффекта начинает входить в структуру такого поведения. Фактически созависимые и не предполагают кардинального изменения ситуации, поскольку начинают нуждаться в «спасательстве».
В этой модели алкоголик в сознании созависимых все более утрачивает черты не только личности, но и вообще начинает превращаться в неодушевленное существо. Созависимые начинают вести себя, как крестьяне, которые приводят животное к ветеринару. Фразеология не предполагает решений со стороны зависимого: «что нам с ним делать?», «мне нужно, чтобы вы…», «он пугливый, напугайте его хорошенько…», «я вам сейчас расскажу, что с ним делать..».
Такие действия иногда дают временные «результаты», если под результатом рассматривать не трезвость, как образ мышления, восприятия, жизни, а только формальное неупотребление вещества. Однако, подобный результат патологическим образом устраивает созависимых, предоставляя им объект для агрессивного спасения. Изменение психики алкоголика, при котором он бы сам смог нести ответственность не предполагается, так как это лишает созависимых возможности приложения своих компульсивных патологических желаний во что бы то ни стало помочь любой ценой.
Это поведение травматично в первую очередь для самих созависимых, но зато предоставляет патологический «выигрыш».
Во-первых, это снимает ответственность за жизнь самого созависимого: некогда заниматься собой, я думаю о нем!
Во-вторых, хождение кругами рано или поздно, создает ощущение знания, основанного на практическом опыте, и тогда начинает появляться желание «помочь» другим созависимым. Иногда такие люди даже становятся местными знаменитостями, что, несомненно, дает им определенные положительные эмоциональные дивиденды, хотя отсутствие результата у своего «подопечного» должно настораживать.
Так или иначе, но нанесение себе душевных травм превращается в собственный вид зависимости. Созависимые не могут позволить себе быть счастливыми. Они не позволяют себе пережить боль, поскольку боятся, что им будет очень больно.
Включается схема – стыдно, что со мной такое случилось, но проблема не во мне, нужно передать стыд виновному, это неприятно, и стыдно за то, что я жестокий. Виток повторяется.
Характерной чертой становиться сценарирование жизни. Созависимые не просто предполагают будущее, они его для себя очень четко прогнозируют, и, понятно, что эти прогнозы всегда негативные: «пить то он не бросит, но я его подошью, какое-то время поживем спокойно, пока будет работать, купим машину, а там опять сорвется». Замечание, что такой вариант развития не лучший - жизнь в ожидании кошмара - у созависимых, как правило, вызывает возмущенный вопрос: «А что делать?». Понятно, что такой вопрос риторический, не предполагает положительного ответа. Если действительно ответить на этот вопрос, в большинстве случаев придется получить нелогичные обвинения: «вам бы лишь бы деньги тянуть!», «все равно у вас ничего не выйдет!». Положение о том, что больному необходимо самому добиваться результата, в большинстве случаев вызывает снисходительную ухмылку: «он никогда не захочет!».
Такое сценарирование, судя по всему, дает некий транквилизирующий эффект для созависимых. Успокаивает «предсказуемость». Если сценарий не выполняется, включаются механизмы защиты:
Отрицание – на самом деле все получилось! Подшили на год, продержался 10 месяцев, это неплохо.
Рационализация – это потому, что таблетки не настоящие, врач обманул. Нужен другой.
Агрессия – тебе делали укол, это не больно, теперь будем делать подшивку, чтобы шрам в пол спины!
Если в это время созависимые обращаются к религии, их представления о Боге начинают носить языческий характер. Они не спрашивают у Всевышнего, какова Его воля? Они требуют у Него, что бы Он исполнил их планы.
Настойчиво, часто самоотверженно, молясь за алкоголика, они просят, чтобы он не пил, но редко просят здравомыслия для себя.
В этой стадии больные проявляют, пожалуй, самую высокую активность. Даже во время сухости алкоголика, созависимые испытывают очень мощные, хотя и скрытые переживания. Даже сам процесс скрывания переживаний, требует больших энергетических затрат. Поэтому неудивительна высокая невротизация в этом состоянии. Эмоциональный фон таких людей нестабилен, паралогичность мышления становиться привычной, что вызывает у окружающих впечатление снижения интеллекта. Патологические формы реагирования и алгоритмы решения задач начинают приобретать устойчивый, ригидный характер, используется стандартный скудный набор методов. Любые новшества вызывают чувство страха.
На этом этапе формируется виктимность, жертвенность созависимых – патологическое желание получения травм, принесения себя в жертву, как форма шантажа.
Учитывая высокую конфликтность таких людей, окружающие вынуждены от них дистанцироваться, испытывая неприязнь к их особенности всех учить, всех подозревать, во всем видеть только плохое. Круг общения сужается, что часто замечается самими созависимыми, однако интерпретация явления, как правило, принимается следующая: «мы престали со всеми общаться, потому, что ему нельзя пить». Таким образом, во-первых, причина выноситься наружу, а, во-вторых, формируется еще одно алкогольное алиби: «для нормального общения нужно выпить».
3) Аментивная стадия
На этой стадии созависимые утрачивают эмоциональное реагирование на поведения алкоголика, однако, это, к сожалению, не положительный прогресс. Все дело в том, что утрачивается эмоциональное реагирование на вообще все. Это не успокоение, а истощение. Такие люди утверждают, что их больше не волнует судьба алкоголика, но при этом явно заметно, что их собственная судьба их тоже мало беспокоит.
Суждения становятся скудными, монотипными. Созависимый может все время беседы с врачем улыбаться, кивать, формально поддерживать разговор, а потом сделать заключение, которое напрямую противоречит всему, что только что говорилось. «Ну, ладно давайте теперь его еще раз подошьем - это уже 7 раз - пусть хоть полгода походит трезвый, я знаю, что он будет беситься, а потом опять выпьет».
Нужно отметить, что созависимость, как и алкоголизм развивается медленно, речь идет о десятилетиях, и потому, часто такие состояния можно принять за возрастные изменения интеллекта. Врачу иногда даже кажется, что его плохо слышат. Но на самом деле, это не всегда так.
Во-первых, созависимый может и хорошо слышать, а, во-вторых, такие состояния иногда встречаются и в сравнительно молодом возрасте.
Скорее всего, приходиться видеть, что патологическая защита привела к тому, что человек просто деградировал до состояния искусственного снижения интеллекта, поскольку осознание всего объема проблемы, особенно той части, которая касается меня, для него слишком мучительна.
Это такая форма бегства от самого себя.
Как правило, к этому периоду жизни, созависимым нужно признать полный крах своих надежд, сценариев, амбиций. Анализ жизни приводит к тому, что за все это время так и не удалось ничего добиться существенного, не удалось быть счастливым, не удалось испытать настоящую любовь, и не удалось ее подарить тем, кто в ней нуждался. Как правило, дети в таких семьях не очень привязаны к родителям, поскольку привыкли к тому, что они и так полностью заняты друг другом. Привязанность всех своих чувств к состоянию алкоголика настолько велика, что оценка воспоминаний носит монотематичный характер: «он тогда был в завязке», «в тот день он напился». Т.е. все воспоминания, так или иначе, привязаны к его алкоголизму.
Однако, такое признание настолько болезненно, что легче оказывается просто сместить шкалу оценок. Странно, но даже на этой стадии, созависимые склонны «защищать» алкоголиков, считая, что «прожили неплохую жизнь». Предположение, что алкоголик не нуждается в защите, поскольку на него никто не нападает, кроме его собственного заболевания, не понимается. Как правило, яркого эмоционального реагирования нет. Созависимые продолжают на этой стадии хранить на лице «улыбку Будды», что иногда вызывает впечатление глубокой мудрости этих людей.
Поражает жестокость созависимых в этой стадии, по отношению ко всему, что не касается алкоголизма. Они могут отказать в чем угодно своим детям, близким, самими себе, потому, что занимаются обслуживанием очередного запоя. Объяснить, что необходимо изменить приоритеты, как правило, не удается.
Для таких людей, характерно даже не осознание своей правоты, а какая-то своеобразная игра. Они охотно со всем соглашаются, даже принимают хладнокровно оскорбления, но никаких выводов не делают, и продолжают поступать так, как раньше.
Фактически, складывается впечатление, что речь идет о крайней степени эгоцентризма. Люди не взаимодействуют с реальностью, полностью погружены во внутренних мир. Особенность заключается в том, в ядре этого эгоцентризма лежит не личность созависимого, а алкоголизм.
Виктимность достигает того уровня, когда человек не просто стремиться принести себя в жертву, а уже принес. Т.е. самые страшные мучения рассматриваются как избавление, и потому как-то мотивировать этих людей крайне тяжело. Они не верят в пряник, и не боятся кнута.
Постоянная готовность к очередному запою алкоголика разрушает необходимость сценарирования, однако, развитие событий лишний раз подтверждает «правоту» их собственных «предсказаний».
Находясь в аментивной стадии, человек абсолютно замкнут, хотя формально может участвовать беседе, но очень редко интересуется событиями окружающих. Все интересы так или иначе крутятся вокруг наступления очередного срыва, и это состояние самим созависимым кажется не только логичным, а единственно возможным.
